PAGE \* MERGEFORMAT 14

Федеральное агентство железнодорожного транспорта

Сибирский государственный университет путей сообщения
Кафедра «Философии и культурологии»

Сибирский государственный университет путей сообщения

Семен Франк «Смысл жизни»

Реферат по дисциплине: «Философия»

Руководитель Выполнил студент гр. МПМ - 112

Быстрова А.Н. ____________ Плотников А.А.

(подпись ) (подпись )

________________ ______________
(дата проверки ) (дата сдачи на проверку )

2013 год

ВВЕДЕНИЕ

Тема нашего реферата С.Франк «Смысл жизни», она актуально в наше время, так как люди в течение всей жизни задаются этим вопросом на который мы и попытаемся ответить. А в чем вообще заключается смысл жизни, имеет ли жизнь какой-то определенный смысл, и если да - то какой? Из чего состоит смысл жизни? На самом деле люди очень часто задаются этим вопросом, который их мучает и терзает изнутри. Когда человек начинает задумываться на эту тему, то почему-то сразу отрекается от него, не хотят отвечать на него. Для них это очень сложно и проще всего уйти в себя, заниматься повседневными делами, погрузиться с головой в работу, расслабляться и отдыхать на выходных и на самом деле можно много приводить таких примеров, но каждый даже самый глупый, необразованный, ленивый человек задумывается над фактом приближения смерти, над тем, что жизнь одна и время играет против нас, над тем, что каждый человек стареет, начинает заболевать теми болезнями, которые плохо лечатся, так уж устроена жизнь и с этим ничего не поделать. Вопрос о смысле жизни нельзя отнести к теоретическим; это вопрос сам по себе, по существу о смысле жизни, и он гораздо более тяжек, чем когда возникает потребность в куске хлеба или стакане воды. Как пример можно привести, знаменитого писателя Чехова. В одном из своих произведений в каком? он описывал человека, который всю жизнь то и дело был в эпицентре всех интриг и сплетен, постоянно находился в центре внимания общества и был полностью погружен в свои проблемы и дела, но как-то ночью он проснулся весь в поту и ему казалось, что его сердце сейчас выскочит из груди, но что же произошло? Случилось ужасное – его жизнь прошла, и этой жизни по сути то и не было, потому что в ней не было смысла. И все-таки большая часть людей старается избежать вопроса о смысле жизни и прячутся от него находя укрытия так называемой Франком: «страусовой политике». Они принципиально отказываются от попытки разрешить этот вопрос и мало того, что сами не разбираются, так сбивают и других людей, показывая свой подход к этому вопросу. У человека есть свойство, как говорит Франк: «устраиваться в жизни», и чем больше у него это, получается, скажем, человек стремительно и бесперебойно идет к успеху, тем все дальше он загоняет себя в ту самую душевную пропасть, где на дне и скрывается вопрос о смысле жизни. А что остается в итоге? В итоге остается жизнь со всеми ее виражами и поворотами, тягостными проявлениями и полной бессмысленностью, жизнь равносильная смерти.

1. Что делать?

Так исторически сложилось, что издавна русские интеллигенты вместо вопроса о «смысле жизни» говорили «Что делать?».

Сам вопрос: «Что делать?» можно конечно употреблять в различных смыслах, но естественней всего мы привыкли слышать его, когда подразумевается отыскания каких-либо путей или, же средств для достижения цели. Конечно можно спросить что надо сделать для того чтобы получить хорошую прибыль, устроиться на хорошую работу, иметь отличное здоровье. Но продуктивней будет тот вопрос, который будет иметь конкретику, когда, к примеру, мы сидим на приеме у врача, мы задаем конкретные задачи, а врач коротко и ясно отвечает на них. Безусловно, ответы на такие вопросы, с конкретными данными о человеке, будут определенно ясны и мы каждый день задавая их сами себе, даем на них ответы, но бессмысленно рассуждать о смысле и принадлежности вопроса «Что делать?» в таком совершенно деловом формате.

Конечно нельзя забывать о том что, что это вопрос можно просто употреблять и понимать в словесной форме, когда этот вопрос для самого человека тождественен с во просом о смысле его жизни. В разных возрастных категориях раздаются разные вопросы: к примеру, когда человек уже наиболее осознанно может делать выбор, и он спрашивает: «Что мне делать», В какое высшее образовательное учреждение мне пойти?», когда человек чуть старше: «На какую работу мне пойти? Там где больше платят или по специальности?».

Можно определить вопрос «Что делать?» к тому, что « К чему мне стремиться?», « Какие цели мне преследовать?», задаются эти вопросы, когда вопрошающему не понятна конечная идея или цель. Но тут тоже ценности жизни весьма разные. Если задать вопрос в индивидуальном порядке: «Что мне, NN, лично делать, какую цель или ценность я должен избрать для себя, в качестве определяющей мою жизнь?» [стр.9] по умолчанию существует некая иерархия целей и ценностей в жизни и прибавленная к ней иерархия личности. И тут речь уже идет о том, чтобы каждый человек, и кончено же в том числе и я, занял некое место в этой системе и отыскал свой правильный путь. Однако тут вопрос стоит уже о том, к чему я призван, какую роль мне предстоит сыграть в этом мире (рассматривается вопрос самопознания).

Теперь рассмотрев некие черты прямого понимая вопроса о смысле жизни, перейдем к его непосредственному с точки зрения философии рассмотрению. Когда я задаю вопрос не о том, что лично мне делать, а о том, что должные делать все люди, в общем, то я имею в виду недоумение, которое как никто связывается с вопросом о смысле жизни. Жизнь, так как она течет вне всего и чего-либо бессмысленна; а вот недоумение и сводится к тому, что как бы сделать так чтобы жизнь наполнилась смыслам и не прошла просто так.

И все это сводится к такому русскому вопросу, как трактует его наш Семен Франк: «Что делать мне и другим, чтобы спасти мир и тем впервые оправдать свою жизнь?» [стр.9-10]. Безусловно, в этом вопросе имеется масса предпосылок, но все, же главная из них звучит так: «Как переделать мир, чтобы осуществить в нем абсолютную правду и абсолютный смысл?» [стр.10].

У русского человека есть проблема, он живет бессмысленной жизнью. Прожигая своё драгоценное время на земные утехи, забывает вообще про себя. Он женится, работает, ест, пьет, гуляет, веселится. Думает, что жизнь бьет ключом и все сложилось хорошо, хотя сам того не понимая, уносится по течению вниз, в одни неизбежный конец, в конце которого он так и не поймет зачем существовал он. Он душой понимает, что должен жить не просто так, а с какой-то определенной целью. Но именно русский думает, если жить ради какой-либо цели конкретно, то подразумевает, что это бремя он понесет вместе с обществом, как бы он примет участие в великом всеобщем деле, что приведет к тому, что мир станет лучше и конечном итоге человек спасется. Только вот одно но, он не понимает, смысла во всем этом общем предназначении и великом деле и исходя из этого спрашивает: «Что делать?».

Наравне с русским духом, есть еще одни очень похожий на него. Для него вопрос «Что делать» получает ответ: «Нравственно совершенствоваться». Этот тип называют толстовство, к которому склоняются многие русские люди. Всеобщим делом, которое должно спасти все вокруг, здесь является работой над самим собой и другими. Его непосредственная цель - сделать так чтобы в мире царил порядок и найти новые взаимопонимания между людьми и по новому взглянуть на жизнь. Можно конечно еще перечислять варианты этого альтернативного умонастроения, но наша цель заключается не в этом. Нам важна суть рассмотрения вопроса «Что делать?», потому что варианты ответа, на счет самого смысла и понимания вопроса, сходятся. У их основ присутствует убеждение о всеобщем деле, которое дарует мир и даст понять людям смысл жизни.

Вера в то, что всеобщее дело поможет все и всех спасти, не обоснованно. Кто сказал и на чем он основывался, когда выдвигал эту идею? Ведь если жизнь сама по себе бесполезная и бессмысленная вещь, то откуда возьмутся некие силы, которые помогут уничтожить эту бессмысленность? Это умонастроение полагает, что эти силы возьмутся у тех, кто будет осуществлять мировое спасение, а собственно это никто как есть другой как – человек. Стремление человека стать лучше, приблизиться к идеалу, живущие в нем нравственные устои, на примере этого умонастроения мы имеем дело с гуманизмом. Но что такое человек, какое значение он может выражать в мире и чем сможет повлиять на него? Надо вспомнить, что из древне человек пытался быть совершенным, отдавался полностью мечте об этом и вся человеческая история ни есть как эти поиски. Но со временем это приняло характер блуждания, я и эта цель оказалась непобежденной. Так вот причиной провала оказалось, что сам по себе план по спасению мира был ошибочный. И второе, что сами люди или так сказать «материал» из которого должно было, все сложится, оказался не пригодным, так как будь-то там вождь или народные массы, они чрезмерно пользовались своими возможностями в умственных и нравственных силах; да и сама идей спасения мира проходила в этой же нравственной слепоте.

Сделаем так, пока что оставим этот наш жизненный вопрос в стороне. К примеру, наша мечта сбудется, и люди будут находиться в мире добра, разума, благополучия. И все чего мы достигнем, мы сделаем руками человека. Тогда следует вопрос, а избавит ли нас это все от бессмысленности жизни, будет ли у нас та свобода, о которой мы так долго мечтали? Человек, который употребляет навоз по его назначению, для себя , конечно же, поступает осмысленно, но человек в роли навоза вряд ли может чувствовать себя и бытия в этом осмысленным.

Базаров, из романа Тургенева «Отцы и дети», вполне разумно говорит: «какое мне дело до того, что мужик будет счастлив, когда из меня самого будет лопух расти?» [стр.14]. При этом наши жизнь мало того что становится бессмысленной, но и жизнь самих участников «спасенного» мира, жизнь тоже становится бессмысленной.

Тут складывается некая дилемма: либо жизнь имеет некий смысл в каждую минуту ее существования для каждого человека и поколения, либо - вся жизнь это тупая бессмыслица, которую не в силах искупить даже все грядущее блаженство мира.

Наша короткая и вся мировая жизнь - это не случайный отрывок, а как нечто краткое, слитое в единство – соединения моего «я» и мира в целом.

Итак, «Что делать?» на полном праве можно сказать только С. Франк: «как жить, чтобы осмыслить и через то незыблемо утвердить свою жизнь?» [стр.17] Если сказать по-другому, какое бы не было всеобщее человеческое дело, за счет этого бессмысленность жизни не преодолевается, а главное и единственное человеческое дело – невзирая на все различные земные дела, найти смысл жизни. Но вот только где его искать и как вообще его найти?

2. Условия возможности смысла жизни

Прежде всего, нам надо задуматься, а что же это за понятие «смысл жизни», как нам его найти и при каких возможных условия мы посчитали бы его достигнутым?

Под словом «смысл» мы, конечно же, подразумеваем термин «разумность», но что же это такое? Под «разумностью» мы привыкли понимать, в относительном смысле, что-либо ведущее нас к правильной цели, так сказать целесообразные действия или поступки.

Разумное поведение, которое в дальнейшем приведет нас к поставленной цели, разумное использование различных средств, для достижения цели. Но это, конечно же, в только в относительно смысле, когда по умолчанию цель разумна и имеет. К примеру, мы можем назвать, в относительном смысле, человека который научился пробиваться «из грязи в князи», который имеет пробивной характер, достаточно хорошо держится в социальном плане и в обществе. Но когда мы разочаровываемся, не видим того успеха которого мы хотели, когда наша вера в это пошатнулась, то сразу наша «разумность» в этих действиях сводиться к бессмысленности.

Итак, можно сказать, что условием настоящей, а не только относительной разумности является, чтобы она не только разумно превращала в реальность цели, но и чтобы сами цели были разумны.

Но опять же, что значит «разумная цель?». Само средство цели разумно, когда оно приводит к ней. Но цель, если она есть сама по себе настоящая, а не только средство – уже ни к чему не приведут и потому ее нельзя рассмотреть с точки зрения целесообразности. Она как таковая должна быть разумна. Но что это означает? На эту трудность опирается софизм, за счет которого часто доказывают, что жизнь необходимо бессмысленна. Говорят: «Всякое действие осмысленно, когда служит цели» [стр.18]; но в целом жизнь сама оп себе вне ее не имеет какой-либо цели: «жизнь для жизни мне дана [стр.18]. И в итоге получается, что нам придется смириться с роковой бессмысленностью жизни, либо с тем что сама постановка вопроса о смысле жизни не разрешима, так как она нелепа изнутри. Вообще вопрос о «смысле» жизни всегда рассматривается только с относительной точки зрения, так как сама по себе жизнь не целесообразна и потому, ставить вопрос о «смысле» нельзя.

Возможно, наша с вами жизнь это всего-то напросто некий стихийно проходящий процесс, при котором мы тратим свою жизнь. И нахождение в настоящем, и осмысление этого факта – это не есть «самоцель» для нас. Она, безусловно, не может быть самоцелью из-за того, что в ней тягостных времен, плохих воспоминаний, ощущений и трудностей гораздо больше, чем светлого и радостного. Конечно же, еще самоцелью она не может быть, так как жизнь это есть само по себе стремление к чему-либо или делание чего-либо: это есть тот момент, при котором мы свободны от всяких дел и в этот же момент мы испытываем чувство неудовлетворенности. Никто из людей не живет для жизни, каждый из нас движется к чему-то, к какой-то своей цели. Вот как раз отсюда и получается тот мучительный круг, в котором мы чувствуем, что жизнь бессмысленна и дает все больше раздумий по этому поводу. И в этом колесе, где мы с кружащейся головой бегаем в нем, мы и ищем «смысл жизни» - ищем дела, занятия, цели, которые тратились не только на составление жизни, и жизни, которая бы не растрачивалась на тяжелый труд ее сохранения.

Итак, давайте возвратимся к нашему главному вопросу, при каких все же условиях мы успокоимся и признаем конечную цель жизни «разумной»?

Если разумность жизни не состоит в том, чтобы она была средством какой-либо цели, то может она заключается в том, что жизнь сама по себе и есть некий подарок, некая ценность, о котором уже бессмысленно ставить вопрос: «для чего»? Чтобы быть осмысленной наша жизнь должна заключаться в том, чтобы наша цель была служение высшему и абсолютному благу. Но этого мало, если наша жизнь была бы отдана для служения высшего и абсолютного блага, то для нас она не представляла бы никакой- либо реальной ценности, и была бы бессмысленной для нас. Например, можно взять философскую этику Гегеля: в нем человеческая жизнь должна обретать смысл, как саморазвитие духа. Но наткнувшись и изучив философию Гегеля, наш Белинский в полный голос сказал: «Так это я, значит, не для себя самого познаю и живу, а для развития какого-то абсолютного духа. Стану я для него трудиться!» [стр.20] - и по правде он был прав. Жизнь только тогда осмысленна, когда при условии того, что человек служит для абсолютного блага не только ради него, но и для самого служителя приобретается и наполняется жизнь смыслом.

Самый хороший пример можно найти в лице любви. Когда мы истинно любим, то чего мы ищем, и что нас удовлетворяет? Хочется ли нам вкусить плоды личного наслаждения, напиться нашими личными желаниями и использовать наше любимое существо в это? Это скорее похоже на разврат, чем на настоящую любовь, что привело к неудовлетворенности и пустоте души. Хочется ли нам отдаться служению нашему любимому существу? Да, конечно, ведь мы хоти служить, просто потому что любим, нам это не в тягость. Мы можешь совершать безумные поступки и даже готовы на гибель ради любви. Но ведь это не только потому, что это лишь радостно нам, ведь это еще и потому, что это дает нам полный покой и полноту нашей жизни, удовлетворенность.

Однако любовь не дает по существу настоящего смысла жизни. Когда влюбленные друг друга люди отключаются от всего мира, все их внимание сосредоточенно только на их божественном чувстве, и они не понимают что происходит вокруг них в реальности, тогда у них возникает вот это иллюзорное чувство осмысленности их жизни, удовлетворения. Конечно, понятно, что высшее благо должно быть вечным. Все что имеет начала и конец, не может быть самоцелью: либо оно нужно для чего-то – осмысленно, либо же, как средство оно бессмысленно.

Итак, наша жизнь может стать осмысленной, когда осознанно и самостоятельно служит абсолютному и высшему благу, где подразумевается, что оно есть вечная жизнь. Что это оно есть тот подлинный конец и абсолютная истина, лучик разума, который проникает во все темные уголочки нашей жизни и озаряет ее ярким светом. Наша жизнь потому придается смыслу, поскольку в ней находится разумная цель и путь к ней, ибо все это бессмысленное блуждание наше и как говорит Франк: «таким истинным путем для нашей жизни может быть лишь то, что вместе с тем само есть и жизнь, и Истина» [стр.24].

Можно подвести краткий итог. Люди стоят перед трудной задачей и не должны скрываться от ее трудностей. Чтобы жизнь наполнилась смыслом, человек должен обрести абсолютное, высшее благо – но мыслимые блага, они разве относительны? У человека должна быть вечная жизнь и сама истина, но тогда при этом, не обречен ли человек в скитании о нахождения той самой истины? А вечная жизнь - что это за неосуществимое понятие? Рассуждать и проповедовать о «вечной жизни» легко, а вот воспринять факт о короткости нашей жизни, жизни наших родных и близких, очень не просто. И где нам найти нашего Бога и сдружить их с нашей жизнью и мира в целом? Тут остается только несколько вариантов исхода событий: можно смотреть в лицо фактам о том какова наша жизнь на самом деле или же трусливо скрываться от правды, надев «розовые очки», мечтать о благополучном и думать, о том, какой должна быть жизнь, чтобы был в ней хоть какой-то смысл. Но зачем нам эти не представляющие цену мечты? А надежда на то, что увидишь свои мечты и признаешь их истинными - не есть ли это обман своей личности, которые трусливо скрываются перед ужасом погибнуть перед истинной?

Люди не должны отбрасывать эти сомнения, а должны взять сполна эту ношу горькой правды, которая содержится в них. Но при этом мы не должны падать духом. Рассуждая о смысле жизни, мы кое-что все равно достигли и можно сказать точно одно: мы все отдаем отчет в том, что мы подразумеваем, говорим или считаем о смысле жизни и о том при каких условиях он мог бы быть стать воплоти.

3. Бессмысленность жизни

Жизнь по своей сути является бессмысленной, в ней нет необходимых условий, при которых можно признать ее имеющей смысл – эта та истина, где нас все убеждает; личный опыт, наблюдения в течение самой жизни, познание человеческой судьбы и познание мировой эволюции.

Личная жизнь каждого человека, с точки зрения духовности, бессмысленна. Тот самый минимум, при котором жизнь обреете смысл - есть свобода; в случае, когда человек свободен, он думает совершенно осмысленно, стремиться достичь разных целей. Но необходимость связывает нам руки. Мы все имеет телесную оболочку, а значит, и подчиняемся простым законам физики, как например мы можем упасть, споткнувшись обо что-либо, или нас собьет машина – тогда все наши мечты и желания потухнут под простыми физическими законами. Мало того мы ограничены жизнью: наша жизнь на столько коротка, что ее не хватает для полного осмысления и начала действий предназначенного нам правильно пути. Как только мы понимаем наше предназначение, наша физическая оболочка трухлеет и слабеет и тут конец, хотя человек, скорее всего только начал осознавать, то для чего он здесь. И при этом при всем природа человека создана так, что, не наступив на грабли, хоть, сколько человеку не объясняй, он все равно не поймет и наступит на них, конечно, это забавно, но на это уходят наши силы и жизнь, которая и так не вечна. Каждый растрачивает время в этом мире по своему: кто-то отказывается от всех земных благ и удовольствий, держит здоровым тело и дух, бережет себя для какого-то священного дела, но когда подходит старость понимает, что его нет, и он жалеет о том, что не вкусил плоду земных удовольствий; кто-то тратит жизнь на разгул и веселье, и когда физическое и духовное состояние уже в плохом состоянии он кается о том, что не придал жизни какой-то другой смысл, кроме получения удовольствия. И все эти наши удовольствия и увлечения, те блага, к которым мы стремимся, выдают за себя, что-то важное, обещают нам удовлетворение, если мы достигнем их, хотя все это пыль в глаза. Отсюда вырисовывается французская поговорка, которую приводит нам Франк: «si jeunesse savait, si vieillesse pouvait» [стр.27], что в переводе обозначает: сознание обманутых надежд, недостижимости истинного счастья на земле.

Все люди рабы своей судьбы, она везде вне нас в нас самих тоже. А из определения слова «раб» понятно, что он не может иметь своей лично осмысленной жизни. Древние греки, которые тонко ловили и чувствовали тонкий мир гармонии и стройность мировой жизни, писали, что там нет места нашим мечтам и надеждам. У их мудрецов, которые были религиозно осмысленными, было мнение: что человек должен знать свое место, не должен много брать на себя и прибирать все в свои руки, он должен понимать, что он не выделяется из общества, что он и общество это единое целое и только тогда когда он покоряется воли богов и исполняет свое назначение, тогда он может рассчитывать не загубить себя. Смысл у двух точек зрения совершенно одинаков.

Вот что, к примеру, говорит Гомер:

«... из тварей, которые дышат и ползают в прахе,
Истинно в целой вселенной несчастнее нет человека» [стр.28]. И все греческие поэты вторят ему в голос. «И земля, и море полны бедствий для человека» [стр.28], - говорит Гесиод. «Слаба жизнь человека, бесплодны его заботы, в краткой его жизни скорбь следует за скорбью» [стр.28] - Симонид. Человек в этом мировом целом - лишь «дуновение и тень"; или, еще менее, «сон тени» [стр.28] - Пиндар. И вся античная философия, от Анаксимандра, Гераклита и Эмпедокла до Платона, Марка Аврелия и Плотина, которая борется с учениями поэтов, в поэзии сходятся во мнении. И вся остальная человеческая мудрость с ней тоже совпадает – Библия, Махабхарата, вавилонский эпос и могильные надписи древнего Египта. «Суета сует, - сказал Екклесиаст, - суета сует - все суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?... Участь сынов человеческих и участь животных - участь одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом: потому что все - суета!... И ублажил я мертвых, которые давно умерли, более живых, которые живут доселе; а блаженнее их обоих тот, кто еще не существовал, кто не видал злых дел, какие делаются под солнцем. И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым - победа, не мудрым - хлеб, и не у разумных - богатство, и не искусным - благорасположение, но время и случай для всех их» (Еккл 1.1-2;3.19;4.2-3;9.11) [стр.28].

Допустим такой момент, что мудрость предков наших не верна. Допустим, что все наши желания и мечты буду исполнены, и мы заживем именно той жизнью, которой хотим, и обойдут нас беды стороной. Но даже сама сладкая жизнь само по себе не сделает нас счастливыми, и тут вопрос почему? Почему даже когда в нашей жизни одно лишь счастье, это на нас нагоняет тоску? Жизнь для самого процесса жизни нас не интересует, не ублажает, а только на время надевает на нас маску сна. Наш неизбежный конец – смерть делает равным самую лучшую и худшую жизнь, и дает понять, что в обоих случаях жизнь не имеет смысла.

Мы уже говорили о том, что жизнь каждого в отдельности человека бессмысленна, так вот то же самое можно, и сказать о жизни человечества в целом. Если мы ищем, смысл в самом понятии то человеческая история обманывает нас, как и наша собственная жизнь. Если смотреть на одну сторону медали, то жизнь это есть как не что иное, как череда бессмысленных случайностей, а с другой стороны это бесконечный урок, в котором человек учится улавливать безуспешность своих надежд на устранение своей коллективной жизни.

В каком-то уголке мира летит наш шарик под названием Земля: на его поверхности суетятся, что-то вечно делаю миллионы и миллиарды живых существ, которые бесконечное число раз умирают и рождаются по законам природы, стремятся к какой-то цели, вечно решают свои проблемы, устанавливают правила между собой. И эти существа хотят осмыслить свою жизнь, достигнуть разума и правды? Какая ничтожная ложь и жалкий обман!

Для того чтобы понять это, не нужно далеко ходить, мы не должны рассматривать жизнь как бессмысленный хаос с биологическими и химическими силами. Древние греки лучше нас знали, что мир это не есть мертвая биологическая машина, а что это живое существо с полных в нем живых сил. И все же мир не зрячее существо.

Как бы мы ни смотрели бы на жизнь, с какой стороны не приглядывались - поскольку мы пытаемся постигнуть ее существенно, то мы повсюду приходим к ее роковой бессмысленности. Мы уже рассматривали, при каких условиях смыла жизни, достигается существование Бога, как абсолютного Блага, вечной Жизни и вечного света Истины и божественность человека возможность для него приобщиться к этой истинной, божественной жизни. Но мир это не Бог и его жизнь это не божественная жизнь. И если мир и в правду такой, то можем, ли мы утверждать что Бог существует? Все человеческие размышления и мысли по этому поводу, всегда приводили в тупик. Как говорит один проницательный современный немецкий религиозный мыслитель Макс Шелер: «Если бы мы должны были от познания мира умозаключить о существовании Бога, то наличие в мире хотя бы одного червя, извивающегося от боли, было бы уже решающим противопоказанием» [стр.33]. Рассматривая мир во всем его масштабе, то не вольно мы наталкиваемся на мысль, а кто же его создал или о действии Бога в нем. Тут два исхода событий: либо Бога нет и мир сотворила бессмысленная слепая сила, или же Бог есть и он высшее существо включающее всеблагое и всеведущее, но тогда он не всемогущ и не Творец он. Но в этих двух случаях – если так такового Бога нет, и он не может нас спасти от мирового зла, то наша с вами жизнь одинакового бессмысленна.

Бессмысленность жизни это древний вопрос: как мы увидели, за нее ручалась древняя мудрость, которая гораздо мощнее и правильней нашей настоящей. И все же в древности люди верили в Бога и о возможности спасения человек, это наполняло их жизнь смыслом. Мы должны вдуматься в саму суть дела: есть ли какой-то итог от эмпирической природы мира и жизни достаточный и единственный критерий для решения вопроса о смысле жизни?

4. Самоочевидность истинного бытия

Если мы поставили этот вопрос, то сразу же должны ответить на него негативно. Все это, потому что человек не может быть удовлетворенным зная, что вся жизнь просто бессмысленна, это утверждение несет в себе уже внутреннее противоречие. А противоречие это складывается, потому что наш разум соглашается с этой бессмысленностью. Но раз мы все воспринимаем и понимаем, то тогда все на свете не так уж все и бессмысленно, но у нас хотя бы есть познание бессмысленности всего того что нас окружает. И раз мы все это понимаем, значит, мы не все такие глупцы, но при этом и не далеко видящие. Если бы мир был всеобщим хаосом и бессмыслицей, то не нашлось бы в нем существа, которое бы это понимало и возражало этому. Само по себе утверждение «истины не существует» абсурдно и противоречиво в один и тот же момент. Ибо как верующий в это считает свои воззрения правдой, но при этом сразу признается и отрицает наличие истины.

Конечно же, этому можно возразить, сказав, что это лишь жалкий софизм, составленный на игре слов. Когда мы говорим о том, что жизнь не имеет смысла, и как мы удостоверились раньше, мы разумеем в ней отсутствие абсолютного блага, всевышнего Бога и божественного человека, но это и есть само по себе осмысленное познание, которое ничуть не колеблет содержание утверждения.

Можно сказать, что мир устроен так, что в силу своей бессмысленности, он наделен знание о самом себе. Это знание не есть физическое столкновение реальностей, и не какой-либо их взаимодействие - это нечто другое, своеобразное, это не описуемое начало, за счет которого бытие начинает сознавать и познавать себя. И Паскаль разглядел этот чудесный факт, назвав человека «мыслящим тростником», он говорил: «Если вся вселенная обрушится на меня и задавит меня, то в это мгновенье моей гибели я буду все же возвышаться над ней, ибо она не будет знать, что она совершает, а я буду это знать» [стр.35].

В лице нашего знания мы имеем в самих себе, божественной силы. Для нас же в нем открывается бытие. Это внутреннее бытие опознал и описал впервые блаженный Августин. «В отношении этого бытия, - говорит он, - нас не смущает никакая возможность смешения истины с ложью. Ибо мы не прикасаемся к нему, как к тому, что лежит вне нас, каким-либо внешним чувством... Но вне всякого воображения какого-либо образа и представления, мне абсолютно очевидно, что я есмь... Ведь если я заблуждаюсь, то я есмь; ибо кто не существует, тот не может заблуждаться... Но если мое бытие следует из того, что я заблуждаюсь, как могу я заблуждаться в том, что я есмь, раз для меня достоверно мое бытие из самого факта, что я заблуждаюсь? Следовательно, так как я, в качестве заблуждающегося, был бы, даже если бы заблуждался, то, вне всякого сомнения, я не заблуждаюсь в том, что ведаю себя существующим» (De C.D. 11.26) [стр.36]. В акте нашего познание мы ничего не делаем и не из нас самих тоже: мы только знаем истину, независимо от того знаем мы ее или она не открывается нам в полной своей полноте. И поэтому наше бытие не есть первая значительная очевидность.

Так, простой факт нашего знания – то, что в нашей жизни только тьма и бессмысленность, удовлетворяет не только наше внутренне бытие, но и бытие божественного начала Истины. И как бы тягостна нам не была наши никчемная жизнь, мы начинаем наконец-то задумываться, что смысл-то мы искали не там, где нам казалось целесообразным его найти. А надо было искать его в самом себе, в тех глубинах нашего бытия которого мы еще не касались. И вот теперь перед нами открылась новая область исследований, так сказать целый мир истинного и духовного. Эмпирическую жизнь можно описать словами Платона: «только возникает и гибнет, а совсем не есть» [стр.37] - и об этом знали все народы.

Но не только факт осмысленного знания наводит нас на это. Мы знаем о факте бессмысленности жизни, которой томится в нас на протяжении всей жизни. Пускай даже его поиски его остаются безрезультатными, но мы не должны забывать про реальность нашего внутреннего существа. Если бы люди и на само деле были настолько глупыми и бестолковыми существами, думающие только о себе и о сохранение рода, то они подобно всем другим существам на нашей планете не задумывались о смысле происхождении здесь, о том, зачем вообще мы живем. Лежащее в основе этого влечения к абсолютному благу, жажде быть бессмертным и полностью удовлетворенным – это тоже есть факт реальности человеческого бытия. Когда мы ищем богатство, почет, уважение, когда мы ищем утешения и удовлетворения в любви, все мы это делаем, чтобы спасти себя, найти ту самую обстановку в которой нам всегда бы было комфортно находится. Но сами того не зная мы бессознательно стремимся к абсолютному благу и истиной жизни. Посему все так происходит? Откуда возник резонанс между душой человека и мира окружающую ее? Автор приводит строчки:

Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что море
И ропщет мыслящий тростник? [ стр.38 ]

И все же когда мы реально взглянем, на нашу внутреннюю жизнь, почувствуем ее в полном масштабе, то к нам в голову приходит совсем другое: весь мир представляется нам как одно большое недоразумение, не мы должны прогнуться под мир, а он под нас. Нам смутно кажется, что мы принадлежим другому и совсем иному бытию, только из-за того что с точки зрения эмпирического мира человек не может спокойно устроиться на земле. И если то что мы ищем, ту самую искомую духовную родину, для возможности жить во истину по настоящему является Богом, то смысл этих слов глубок для нас: : «Ты создал нас для Себя, и неспокойно сердце наше, пока оно не найдет Тебя» (бл. Августин) [стр39].

Должны ли мы удовлетвориться «воображаемым» Богом, воображаемой «истинной жизнью»? С точки зрения психологии оно вполне естественно, оно имеет более глубокий и объективный смысл. Но в непосредственном значении, оно высказывается в отношении к духовной проблеме.

В Евангелии сказано: «ищите, и обрящете; толцыте, и отверзется вам» [стр.40]. Это усвоение правды дается той верой, которая кидает свой взор на духовное бытие. И кто обратил свой взор на духовное бытие, тот понимает, что в нем всякое искание уже есть некое обладание, и толчок в закрытую дверь является ступенькой для ее открытия.

В эмпирическом мире «воображаемое» и только «искомое» существенно отличается от «реального» и «наличного», под «реальностью» мы подразумеваем присутствие предмета, его наличие в близи от нас, его доступность наше. В этом смысле есть - как указывал Кант в критике т. наз. «онтологического» доказательства бытия Бога - колоссальное, совершенно непреодолимое практическое различие между «ста талерами в кармане» и «ста талерами воображаемыми» при полном сходстве представляемого предмета; первые нас насыщают, практически нам полезны, вторые - только манят обманчивую мечту и «на самом деле» - т.е. для нашего кармана, для насыщения голодного желудка - отсутствуют, не существуют [стр.40]. Здесь «существовать» значит быть где-то, когда-то, у кого-то, быть видимым, осязаемым. И предмет может мыслиться быть объектом мечты и воображения, не существуя здесь, теперь, не будучи налицо.

Если мне обратиться теперь к своему собственному поиску смысла жизни, то я ясно вижу, что оно - несмотря на его кажущуюся неосуществимость — само есть проявление во мне реальности того, что я ищу . Искание Бога есть уже действие Бога в человеческой душе. Он в нас действует, и именно Его действие обнаруживает в этом странном, столь нецелесообразном и непонятном с мирской точки зрения нашем беспокойствии, нашей неудовлетворенности, нашем искании того, что в мире не 6ывает. «Ты создал нас для Себя, и неспокойно сердце наше, пока не найдет Тебя» [стр. 41].

Добро, вечность, удовлетворенность - все то, что нам нужно, для того, чтобы наша жизнь обрела смысл. Мы похожи на тех близоруких и рассеянных людей, которые ищут потерянные очки и не могут их найти, потому что очки сидят на их носу и ищущие в своих поисках смотрят через них . «Не иди во вне, - говорил тот же бл. Августин, - иди вовнутрь самого себя; и когда ты внутри обретешь себя ограниченным, перешагни через самого себя!».

Теперь можно объединить два условия смысла жизни. Мы видели наше понимания бессмысленности жизни, и что в нем самом обнаруживается действие Истины. Дальше мы видели, что в искании обнаруживается присутствие и действие начал, противоположных этой бессмысленности. Эти моменты несвязны между собой, как это казалось с самого начала. В самом знании бессмысленности жизни содержится бессознательно момент искания смысла, момент неудовлетворенности - иначе мы не могли бы составить и теоретического рассуждения, дающего нам оценку жизни с точки зрения искомого ее идеала. И, с другой стороны, мы не могли бы ничего искать, если бы мы вообще не были сознательными существами, если бы мы не могли знать и нашей нужды, и того, что нам нужно для ее утоления. Мы хотим знать, чтобы жить; а жить значит, с другой стороны, жить не слепоте и тьме, а в свете знания. Истинная жизнь, есть единство жизни и истины. Абсолютное в нас мы сразу сознаем как вечное благо, как то высшее начало, как правду.

И именно это абсолютное, этот живой разум или разумная жизнь, она есть истинное бытие , непосредственно нам данное или, вернее, в нас открывающееся; она вернее всего остального на свете. Мы уже не одиноки в наших исканиях, и они не кажутся нам столь безнадежными, как прежде.

5. Оправдание веры

Нам, конечно же, этого мало. То, что нам нужно в обретении настоящего смысла жизни: это Бог, а точнее его бытие, как основа добра и зла, разума и вечности, и, конечно же, еще нам требуется заполнить свою короткую жизнь самим Богом. Но эти условия будто противоречат друг другу.

Бог есть единство всеблагости с всемогуществом. В Бога мы верим потому как, добро есть единственная реальность обладающая могуществом. Но бессильный Бог не есть Бог. Пускай в бытии есть настоящая Правда: но она там далеко затерялась, так ее пленили враждебные силы. И потому жизнь все-таки остается бессмысленной. А уж наша жизнь тем более. Каждый из нас пленен какими-то силами зла и слепоты, которые сбивают нашу жизнь с калии, мутят нас разными сомнениями. И лишь отдаленными мыслями мы понимаем, что, Правда, где-то присутствует, и она живет в нас, где в глубине души. А нам надо, чтобы она целиком заполнила нашу жизнь и растворила ее в себе.

Два эти условия оказываются неосуществленными. Мы как будто видим их неосуществимость. Если само бытие Правды мы могли признать, то ее всемогущество или ее всеединство, мы как будто явно не имеем права признать, ибо оно противоречит бесспорному факту бессмысленности жизни.

Логичные рассуждения не могут распутать это противоречие. И все же наше сердце его преодолевает, и мы ясно смотрим на самоочевидные условия смысла. И эта вера есть не просто слепая вера, не «credo quia absurdum» [стр.44]. Из-за слабости, мы в жизни постоянно теряем уже достигнутую самоочевидность и снова в мучительные сомнения.

Когда мы вдумываемся или вчувствываемся в то, что явно предстоит нам, как Правда, то мы убеждаемся, что Правда и подлинное Бытие - есть одно и то же . Она есть, как мы это трактуем жизнью, бытием ; она наша почва; она - противоположность небытия, смерти, исчезновения.

Мы можем с разных сторон подойти к этой таинственной истине по-разному можем утвердиться в ее сознании. Здесь мы отметим те стороны, которые поддаются здравому выражению.

Мы знаем, что в состав Правды входит момент, по которому она есть раскрытие бытия. Быть - это и значит сознавать или знать. Бессознательное бытие не есть бытие; быть значит быть для себя , быть себе раскрытым, быть самосознанием. Правда, мы видим вокруг себя множество вещей и существ, которые мы называем бессознательными, неодушевленными и даже мертвыми; и мы знаем, что наше тело обречено стать такою «мертвой» вещью, и с содроганием ужаса сознаем, что это действительно так. Все эти мертвые, неодушевленные существа и вещи существуют - они именно существуют для нас, потому что мы их знаем или сознаем, но они не существуют для себя. Но хотя это так, мы не понимаем, как это, собственно, возможно, и именно этот факт есть величайшая проблема философии. И, основываясь на нашем собственном опыте, на понятии о бытии, которое мы имеем в лице нашего собственного бытия, мы приходим к тому, что либо эти мертвые вещи совсем не существуют в себе , а существуют только для нас, либо же - существуя в себе и для себя , сознают себя. «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ев. Иоанна 1.1-5) [стр.45].

Мы видели, далее, что Правда есть высшее благо, совершенство, - без чего невозможно было бы само его искание - необходимо есть . Но оно тоже не просто есть. Для теоретического знания это есть трудное и парадоксальное утверждение. Для теоретического знания реальность становится синонимом несовершенства, а совершенство синонимом нереальности. Под бытием мы будем разуметь существование, реальность мировой природы, но так оно и есть на самом деле.

Здесь мы должны вспомнить то, о чем мы говорили при рассмотрении условий возможности смысла жизни. Мы ищем такое благо, которое сполна удовлетворяло нас, и о котором уже никто не мог бы спросить: «для чего оно?» - и именно такое благо мы называем совершенством. Совершенство и жизнь одно и то же; а так как жизнь есть не что иное, как внутренняя сущность бытия то совершенство и бытие есть одно и то же .

Совершенство не может быть только идеалом. То, что мы все привыкли думать под совершенством и чего мы ищем, как единственного абсолютного блага, есть, напротив, само бытие . По-другому это больше никак не объяснишь и не докажешь и для сознания это всегда есть парадокс. Последнее, абсолютное бытие есть блаженство и совершенство; и наоборот: блаженство и совершенство есть последнее, бытие, основа всего сущего. Лучший образец этой тайны - любовь . Истинная любовь это не что иное, как радость жизни. И потому мы понимаем, что Бог - есть любовь. «Любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога. Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь» (Посл. Иоанна 4.7.8) [ стр.48 ] . «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (Поел. Иоанна 4.16) [стр.48].

В этом и вся религиозная вера. Это сознание равенства бытия с абсолютным совершенством, которое спасает нас от ужасов жизни. В человеке живут два чувства: первое - чувство ужаса и трепета перед бытием; второе - жажда совершенства, счастья, умиротворения. Душа наша раздирается противоположностью этих двух чувств.

Есть упоение в бою
и бездны мрачной на краю.
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья. [ стр.48 ] .

Но мы можем искупиться от этого мучительного противоборства. Мы обретаем его тогда, когда эти два чувства только по слабости и слепоте своей расходятся и противоборствуют между собой, а в последней своей основе суть одно и то же чувство, рассмотрение одного и того же абсолютного начала. Это есть благоговение . Благоговение есть единство страха и любовной радости. «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх; потому что в страхе есть мучение; боящийся же несовершенен в любви» (Поел. Иоанна 4.18) [стр.49].

В чувстве благоговения, с совершенной очевидностью раскрывающем нам последнюю тайну бытия, даны нам те два условия, которые нам нужны для осмысления нашей жизни. В нем, с одной стороны открывается бытие Бога именно как единства всемогущества и всеблагости . С другой стороны нам удостоверяется и наша причастность Богу. Его близость и доступность нам, возможность для нас обретения божественной жизни. Бог не только открывается нам, абсолютное начало; но вместе с тем Он открывается нам, как первая основа нашего собственного бытия.

Бог - основа человеческой жизни. Существование Бога, как вечной жизни совпадает с близостью, доступностью Его человеку, со способностью человека приобщиться к Божеству и заполнить Им свою жизнь. Оба условия смысла жизни даны нераздельно. «Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет ее ради Меня, тот сбережет ее. Ибо что пользы человеку приобрести весь мир, а себя самого погубить» (Ев. Луки 9.24-25) [стр.50]. Заповедь: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный» [стр.50] - эта единственная всеобъемлющая заповедь нашей жизни, или, что то же, заповедь бесконечной, всеми силами души, любви к Богу есть вместе с тем путь к обретению вечного и нетленного сокровища, к обогащению нашей души. Не человек для субботы, а суббота для человека, и наш Путь есть не смерть, а Жизнь. Поистине прав Господь, сказавши: «Иго Мое благо, и бремя Мое легко» [стр.50].

Для осуществления смысла жизни нужно зло и несовершенство нашей природы, ибо без него невозможна была бы свобода подвига , а без свободы смысл жизни не был бы истинным смыслом. Они должны быть, чтобы быть уничтоженными. Но от нас это никак не может зависеть. В нашей власти только добровольное самоуничтожение ради торжества в нас нашего Бога. Таково последнее преодоление мировой бессмыслицы истинным смыслом жизни. Его символ - крест, принятие которого есть достижение истинной жизни.

6. Осмысление жизни

Искание смысла жизнь это есть как не что иное, как осмысление самой жизни, внесение и раскрытие в нее смысла.

В вере имеется две стороны, связанные между собою – сторона теоретическая и практическая; осмысление жизни с одной стороны и нахождение смысла жизни, с другой стороны. Теоретическая сторона заключается в усмотрение бытии и его осмысленного единства. Это когда надо посмотреть обстановку сверху, мы взбираемся на что-нибудь высокое и оцениваем ситуацию, вот так же и здесь, для того, чтобы понять жизнь, нужно выйти за пределы жизни, посмотреть на нее с некоторой высоты, с которой она видна целиком. И глубокий немецкий мыслитель Баадер был прав, когда говорил, что, если бы мы обладали духовной глубиной и религиозной проницательностью составителей Священной Истории, вся история человечества, история всех народов и времен была бы для нас непрерывающимся продолжением единой Священной Истории.

Мировая космическая жизнь, как бессмысленная игра – где проведена связь со своим средоточием, с религиозным смыслом бытия. Ибо в космической жизни, со сверх временным существом Бога, все - символ. Христианские мистики и теософы, как Яков Беме и Баадер, обладали чутьем, которое открывает глаза на мир невидимых сил. Как говорил старый Гете :

Isis zeigt sich ohne Schleier
Nur der Mensch - er hat den Star [ стр .57]

Рядом с этим теоретическим осмыслением жизни идет другая сторона практического осмысления жизни, действенное уничтожение ее бессмыслия.

Осмыслить мир и жизнь можно лишь через отрешение от мира в смысле иметь самостоятельное и абсолютное значение - это есть просто истина, без знания которой человек просто безграмотен. И если эта простая и элементарная истина противоречит современному сознанию или нашим предубеждениям, основанным на страстях, хотя бы самых благородных, то - тем хуже для них!

Духовная ориентировка на основе бытия и значимости нас в ней не обессмысливает жизнь для нас, а наоборот открывает кругозор для осмыслений.

Здесь нам остается отметить еще одну сторону. Мы уже говорили о том, что «Бог есть любовь». Осмысление жизни, раскрытие своей утвержденности в Боге и связанности с Ним есть сама по себе раскрытие человеческой души , преодоление замкнутости в эмпирической жизни. Заповедь: «Люби ближнего, как самого себя» Любовь есть основа всей человеческой жизни. Человеческая личность как бы снаружи замкнута и отделена от других существ. Поэтому, чем глубже человек уходит во внутрь, тем более он расширяется и обретает естественную и необходимую связь со всеми остальными людьми.

Из духовного бытия, вытекает, что и подлинное, творческое и плодотворное дело совершается тоже только в глубине и что именно это глубокое есть общая работа, совершаемая каждым не для себя одного, а для всех.

Смысл жизни осуществляется, когда в нас и вокруг нас есть вечное начало, он требует погружения жизни в это вечное начало. Лишь поскольку наша жизнь и наш труд соприкасаются с вечным, живут в нем, проникаются им, мы можем рассчитывать вообще на достижение смысла жизни. Все величайшие политические, социальные и даже культурные перемены, в качестве только событий исторической жизни, в составе одного лишь временного мира, подземной работы, которая нам нужна; не приближают нас к смыслу жизни - все равно, как все наши дела, даже важнейшие и нужнейшие, совершаемые нами внутри. Чтобы изменить нашу жизнь и исправить ее, мы должны усовершенствовать ее сразу, как целое . Работа же над жизнью, как целым, есть работа именно духовная. Единственное дело, потому имеющее для человека абсолютный смысл, есть, участие в Богочеловеческой жизни. И мы понимаем слова Спасителя, на вопрос: «Что нам делать?», отвечавшего: «Вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал» (Ев. Иоанна 6.29) [стр.63].

7. О духовном и мирском делании

Но как быть со всеми делами, со всеми человеческими заботами, которые делают нашу жизнь не скучной? Из-за того что мы пытаемся познать, осмыслить жизнь должны ли мы лишаться всего земного и его содержания? Различные ценности, семья, какие-то блага, которым посвящаем всю свою жизнь – разве они до сих пор бессмыслины и мы должны отказать от них, ибо в погоне за этими иллюзиями мы губим свою жизнь? Не дорогая ли цена за обретение смысла жизни?

На это следует такой ответ. Кто не может понять того, что смысл жизни это есть то благо, которое стоит выше всяких человеческих благ, тем более что это благо самое подлинное, единственное и за него не может быть дорогой цены, у того просто не было потребности в этом и ему не понять эти слова. Ибо что пользы человеку приобрести весь мир, а себя самого погубить» (Ев. Луки 9.24-25) [стр. 64]; кто сам не сознает, что Царство Небесное подобно «сокровищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил, и от радости о нем идет и продает все, что имеет, и покупает поле то», или же оно подобно «купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее» (Ев. Матф 13.44-46) [стр. 64] – тот просто не дорос до искания смысла жизни.

Для того чтобы искать это абсолютное благо, прежде всего надо уяснить для себя бессмысленность всего в этом мире, но при этом не связывать это с благом. Жизнь познается только когда мы вышли за ее рамки, пока мы внутри ее, мы ничего не сможем решить, осмыслить мы будем крутиться в этом бесконечном колесе событий. А если перешагнуть за рамки этого колеса, то тогда мы познаем основу, на которой он стоит.

И все-таки мы не можем остановиться на достигнутом одном ответе. Так как если мы нашли уже смысл жизнь один раз, то он осмысливает всю нашу жизнь. По-другому можно выразиться так: абсолютное надо искать вместе с ее полной противоположностью. Во тьме нельзя отыскать свет, так как это две противоположности, но свет освещает темноту. Жизнь если смотреть на него как на наслаждение: богатство, власть – есть бессмыслица; а вот служение, которое называется Богочеловеческим дело, полностью осмысленна. И каждое иллюзионное человеческое благо к примеру любовь, богатство, влияние, использованное как служение, есть подлинный смысл.

Но остается одно не понимание. Написано: «Царство Мое не от мира сего», «Не любите мира и того, что в мире» [стр. 66], как можно оправдать служение миру и мирскую жизнь через связь ее с Богом?

Так устроено природой, что человек принадлежит двум мирам – к Богу и к миру, а точка пересечения этих миров находится в человеческом сердце. У человека не может быть двух владык, и потому он служит Богу, но в тоже время Бог и есть Творец мира, а значит, через Бога мир оправдан. Кто может отречься от мира, забыть про земные искушения, веселья, наслаждения, тот может пойти по трудному и долгому пути к Богу, это самый короткий, но тягостный путь, при котором можно добиться оправдания своего смысла жизни.

Короче говоря, имеется два пути отречения от мира: ложное и истинное. Истинное – полное отречение от земных благ и страстей. Ложное – это когда человек пользуется благами жизни, но не хочет быть затронутым его грешными последствиями.

Что же можно вообще сделать в мире и мирскими силами? Что значит осуществление добра и истиной жизни, с точки зрения осмысления жизни?

Как уже сказано в отвлеченном смысле у человека есть только одно настоящее дело – духовное дело, которое дает зачатки первоосновного добра. Никакая полезная деятельность не может положить началу добру и никакое противостояние или борьба не может уничтожить зло. Вообще добро люди сами не творят, они могут лишь настроить себя на нужный лад, чтобы при их развитии добро в них развивалось, а само добро творит Бог, ведь он и есть добро. Есть единственный способ искоренить зло, это вытеснить его настоящим добром: и если зло есть темнота, оно развевается при свете, а если зло пустота, то оно просто заполняется. В этом сущностном смысле добро и зло живет в душе человека, в его глубинных уголках и именно там они сражаются, и именно там, у добра есть возможность истребить зло.

Так как человек есть существо космическое, он имеет два конца своей воли: первый – внутренний, упирающийся в абстрактные глубины, где происходит настоящее, подлинное дел; второй - наружный, который проявляется в отношении к людям, в образе жизни, ко всему, что связанно с внешними факторами. Так вот смешивая эти два конца, с одной стороны получается не понимание и ограждение добра и понимание, обуздание зла, а с другой осуществлением добра и искоренение зла.

Итак, вернемся к нашему главному вопросу о смысле жизни и вспомним, какие образы сложились у нас. Когда человек использует или применят свою жизнь как средство, для достижения чего-либо, когда он служит для абсолютной цели той, которая для него самого не имеет смысла, тогда человек становится рабом и теряет смысл своей жизни. И лишь когда человек служи, чему-то для его собственной жизни тогда он обретает смысл жизни. «Познаете Истину, и Истина освободит вас» [стр. 72] – имеется в виду от рабства.

Есть один пример, как можно понять связал ли человек свою мирскую жизнь с духовным делом. Это можно понять, когда дела направлены на ближайшее неотложное будущее. Когда человек с головой уходит в работу, она забывает об отдаленном будущем, а значит и идолопоклонствует - приклоняется лжи – богам. Тот, кто твердит о своем предназначении, думая об этом не переставая, думая о будущем, забывая о сегодняшнем дне, тоже идолопоклонствует. И наоборот, когда деятельность у человека конкретная, она начинает считаться интересами людей, и зафиксирована на сегодняшнем дне, если кратко то, она проникнута чувством любви и за счет этого человек подбирается к духовной задаче своей жизни.

И наконец, можно подвести итог, чтобы было духовное равновесие надо, чтобы мирское внешнее устройство знало свое место и стояло в нашей с вами духовной жизни. Силы нашего духа должны быть свободными и изливаться во вне, если дел никаких не совершается, вера умрет, но при этом силы духа не должны служить бессмысленным мирским силам и тьма, которая таится в них не должна закрывать вечный Свет. Ибо этот Свет - Богочеловек Христос, и он есть смысл нашей жизни.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. С.Л. Франк «Смысл жизни» - Библиотека "ВЕХИ"., 2000.

1. ВСТУПЛЕНИЕ

Имеет ли жизнь вообще смысл, и если да - то какой именно? В чем смысл жизни? Или жизнь есть просто бессмыслица, бессмысленный, процесс естественного рождения, созревания, увядания и смерти человека, как всякого другого органического существа? Оправданы ли как-либо объективно, имеют ли какое-либо разумное основание мечты о добре и правде, о духовной значительности и осмысленности жизни, которые заставляют нас думать, что мы родились не "даром", что мы призваны осуществить в мире что-то великое и решающее и тем самым осуществить и самих себя? Или они просто - огоньки слепой страсти, вспыхивающие в живом существе по естественным законам его природы с помощью которых равнодушная природа совершает через нас свое бессмысленное, в вечном однообразии повторяющееся дело сохранения животной жизни в смене поколений? Человеческая жажда любви и счастья, слезы умиления перед красотой, - трепетная мысль о светлой радости, озаряющей и согревающей жизнь, - только ли это отражение в воспаленном человеческом сознании той слепой и смутной страсти, которая владеет и насекомыми? А жажда подвига, самоотверженного служения добру, жажда гибели во имя великого и светлого дела - есть ли это нечто большее и более осмысленное, чем таинственная, но бессмысленная сила, которая гонит бабочку в огонь?

Вопрос о смысле жизни - не "теоретический вопрос", не предмет праздной умственной игры; он есть вопрос самой жизни, он гораздо более страшен, чем при тяжкой нужде вопрос о куске хлеба для утоления голода. Чехов описывает где-то человека, который, всю жизнь живя будничными интересами в провинциальном городе, как все другие люди, лгал и притворялся, "играл роль" в "обществе", был занят "делами", погружен в мелкие интриги и заботы - и вдруг, неожиданно, однажды ночью, просыпается с тяжелым сердцебиением и в холодном поту. Что случилось? Случилось что-то ужасное - жизнь прошла, и жизни не было, потому что не было и нет в ней смысла!

И все-таки огромное большинство людей считает нужным отмахиваться от этого вопроса и находить величайшую жизненную мудрость в некой "страусовой политике". Они называют это "принципиальным отказом" от попытки разрешить "неразрешимые метафизические вопросы".

По-видимому, умение "устраиваться в жизни", добывать жизненные блага, утверждать и расширять свою позицию в жизненной борьбе обратно пропорционально вниманию, уделяемому вопросу о "смысле жизни". А так как это умение зачастую представляется самым важным и первым по настоятельности делом, то в его интересах и совершается задавливание в глубокие низины бессознательности тревожного недоумения о смысле жизни. И чем спокойнее, чем более размерена и упорядочена внешняя жизнь, чем более она занята текущими земными интересами и имеет удачу в их осуществлении, тем глубже та душевная могила, в которой похоронен вопрос о смысле жизни.

Происшедшее ужасающее потрясение и разрушение всей нашей общественной жизни (революция 1917 года - Ю.Б.) принесло нам, именно с этой точки зрения, одно ценнейшее, несмотря на всю его горечь, благо: оно обнажило перед нами жизнь как она есть на самом деле. Происшедшее сняло призрачный покров с жизни и показало нам неприкрытый ужас жизни как она всегда есть сама по себе. Перед нами теперь с явностью предстала сама сущность жизни во всей ее превратности, скоротечности, тягостности - во всей ее бессмысленности. И потому всех людей мучащий, перед всеми неотвязно стоящий вопрос о смысле жизни приобрел для нас, как бы впервые вкусивших самое существо жизни и лишенных возможности спрятаться от нее, совершенно исключительную остроту. Легко было не задуматься над этим вопросом, когда жизнь текла ровно и гладко, когда - за вычетом относительно редких моментов трагических испытаний, казавшихся нам исключительными и ненормальными, - жизнь являлась нам спокойной и устойчивой, когда у каждого из нас было наше дело и за множеством живых и важных для нас частных дел общий вопрос о жизни в ее целом только мерещил где-то в туманной дали и смутно-потаенно тревожил нас. Не то теперь. Потеряв родину и с нею естественную почву для дела, которое дает хотя бы видимость осмысления жизни, и вместе с тем лишенные возможности в беспечном молодом весельи наслаждаться жизнью, обреченные на изнуряющий и подневольный труд для своего пропитания - мы вынуждены ставить себе вопрос: для чего жить? Для чего тянуть эту нелепую лямку? Чем оправданы наши страдания? Где найти незыблемую опору, чтобы не упасть под тяжестью жизненной нужды?

Нет, от вопроса о смысле жизни нам - именно нам, в нашем нынешнем положении и духовном состоянии - никуда не уйти. Именно наше время таково, что все кумиры, соблазнявшие и слепившие нас прежде, рушатся один за другим, изобличенные в своей лжи. Остается жизнь, сама жизнь, равносильная смерти и небытию, но чуждая покоя и забвения небытия. Поставленная Богом всем людям и навеки задача: "жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие: избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое", - задача научиться отличить истинную жизнь от жизни, которая есть смерть, - понять тот смысл жизни, который делает жизнь жизнью, - эта задача именно в наши дни стоит перед нами с такой неумолимо-грозной очевидностью, что никто, раз ощутивший ее, не может уклониться от обязанности ее разрешения.

2. "ЧТО ДЕЛАТЬ?"

Вопрос "что делать?" может ставиться, конечно, в весьма различных смыслах.

Можно спрашивать, что нужно делать, чтобы поправить свое здоровье, или чтобы получить заработок, обеспечивающий жизнь, или чтобы иметь успех в обществе. Такие вопросы: "что мне делать в данном случае, чтобы достигнуть данной конкретной цели", мы, собственно, ставим себе ежедневно, и каждый шаг нашей практической жизни есть итог разрешения одного из них.

Но, конечно, этот тип вопроса не имеет ничего общего с истинным вопросом о смысле жизни, который вопрошает не столько о средствах к достижению определенной цели, сколько о самой цели жизни. Но и в такой постановке вопрос может опять-таки ставиться в существенно отличных друг от друга смыслах. Так, в молодом возрасте неизбежно ставится вопрос о выборе того или иного жизненного пути. Например, какую работу, какую профессию мне избрать, или как мне правильно определить мое призвание. "Что мне делать?" - под этим подразумеваются здесь вопросы такого порядка: "поступить ли мне в высшее учебное заведение или сразу стать деятелем практической жизни, научиться ремеслу, начать торговать, поступить на службу? Важно понять, что принципиальная возможность определенного и верного ответа на такой вопрос дана лишь в случае, если вопрошающему уже ясна последняя цель его стремлений, высшая и важнейшая для него ценность жизни. Он должен прежде всего проверить себя и решить, что ему важнее всего при этом выборе - ищет ли он при выборе жизненного пути прежде всего материальной обеспеченности, или славы и видного общественного положения, или удовлетворения внутренних запросов своей личности. Так обнаруживается, что здесь мы лишь кажущимся образом решаем вопрос о цели нашей жизни, а на самом деле обсуждаем лишь разные средства или пути к какой-то цели, хотя здесь речь идет о целесообразности общего определения постоянных условий и постоянного круга жизни.

В точном смысле вопрос "что мне делать?" со значением "к чему мне стремиться?", "какую жизненную цель себе поставить?" поднимается тогда, когда вопрошающему неявно само содержание высшей, последней, все остальное определяющей цели и ценности жизни. Но и тут еще возможны весьма существенные различая в смысле вопроса. При всякой индивидуальной постановке вопроса: о средствах к определенной цели, к разряду вопросов, "что мне лично делать, какую цель или ценность определяющую мою жизнь необходимоя избрать?" молчаливо допускается, что есть некая сложная иерархия целей и ценностей и соответствующая ей прирожденная иерархия личностей; и дело идет о том, чтобы каждый (и прежде всего я) попал на надлежащее место в этой системе, отыскал в этом многоголосом хоре соответствующее место. Вопрос в этом случае сводится к вопросу самопознания, к уяснению того, к чему я собственно призван.

Жизнь так, как она непосредственно течет, определяемая стихийными силами, бессмысленна; что нужно сделать, как наладить жизнь, чтобы она стала осмысленной, - вот к чему в конечном итоге сводится вопрос. Каково то единственное, общее для всех людей дело, которым осмысляется жизнь и через участие в котором, следовательно, приобретает смысл и моя жизнь?

В наше время распространено такое раскрытие этого вопроса. Мир в его непосредственном, эмпирическом бытии бессмыслен; он погибает от страданий, нравственного зла - эгоизма, несправедливости; всякое простое участие в жизни мира есть соучастие в бессмысленном хаосе, в силу чего и собственная жизнь участника есть лишь бессмысленный набор слепых случайностей; но человек призван сообща преобразить мир, устроить его так, чтобы высшая его цель была действительно осуществлена в нем. И вопрос заключается в том, как найти то дело (дело, общее всем людям), которое осуществит спасение мира. Словом, "что делать" значит здесь: "как переделать мир, чтобы осуществить в нем абсолютную правду и абсолютный смысл?"

Наряду с указанным есть и другое раскрытие затронутого вопроса. Для него вопрос "что делать" получает ответ: "нравственно совершенствоваться". Мир можно и должно спасти, его бессмысленность - заменить осмысленностью, если каждый человек будет стараться жить не слепыми страстями, а "разумно", в согласии с нравственным идеалом. Типичным образцом такого умонастроения является толстовство. "Дело", которое здесь должно спасти мир, есть уже не внешнее политическое и общественное делание, а внутренняя воспитательная работа над самим собой и другими.

Нам важно здесь не рассмотрение и решение вопроса "что делать?" в намеченной перспективе, не оценка разных возможных ответов на него, а уяснение смысла и ценности самой постановки вопроса. В основе ее верное, хотя и смутное, религиозное чувство. Она правильно сознает факт бессмысленности жизни в ее нынешнем состоянии. Она, веруя в возможность обрести смысл жизни или осуществить его, тем самым свидетельствует о своей, хотя и бессознательной, вере в начала и силы высшие, чем эта эмпирическая жизнь. Но в своих сознательных верованиях эта точка зрения содержит ряд противоречий и ведет к существенному искажению здравого, подлинно обоснованного отношения к жизни.

Прежде всего необоснованна вера в смысл жизни, обретаемый через соучастие в великом деле спасения мира. Если жизнь так, как она непосредственно есть, насквозь бессмысленна, то откуда в ней могут взяться силы для внутреннего самоисправления, для уничтожения этой бессмысленности? Очевидно, что только в человеке. В лице этого умонастроения мы имеем дело с явным или скрытым гуманизмом. Но что такое человек и какое значение он имеет в мире? Чем обеспечена возможность человеческого прогресса и достижения им совершенства? Не забудем, что человечество в течение всей своей истории стремилось к совершенству совершенству; и все же теперь мы видим, что это искание было слепым блужданием и доселе не удалось. Какая же может быть у нас уверенность в том, что именно мы окажемся счастливее или умнее всех наших предков, что мы правильно определим дело, спасающее жизнь? Какие же гарантии мы имеем в том, что не окажемся в жалкой роли спасителей, которые сами пленены тем злом и бессмыслицей, от которых хотим спасать других.

Можно ли верить, что сама жизнь, полная зла и бессмыслицы в лице человека победит сама себя и насадит в себе царство истины и смысла?

Допустим, что мечта об установлении в мире царства добра, разума и правды осуществима человеческими силами и что мы можем уже теперь участвовать в его подготовлении. Тогда возникает вопрос: дарует ли нашей конкретной жизни смысл грядущее наступление этого идеала? Когда-нибудь в будущем все люди будут счастливы, добры и разумны, а для чего жили прошлые поколения и живем мы? Для подготовки этого грядущего блаженства? Но ведь мы не будем его участниками. Неужели можно признать осмысленной роль навоза, служащего для удобрения и тем содействующего будущему урожаю? Человек, употребляющий навоз для этой цели, для себя, конечно, поступает осмысленно, но человек в роли навоза вряд ли может чувствовать себя удовлетворенным и свое бытие осмысленным. Ведь если мы верим в смысл нашей жизни, то это означает что мы предполагаем найти в нашей конкретной жизни какую-то ей самой присущую абсолютную цель или ценность, а не только средство для чего-то другого. Жизнь подъяремного раба, конечно, осмысленна для рабовладельца, который употребляет его как как орудие своего обогащения; но, как жизнь, для самого раба, носителя и субъекта живого самосознания, она, очевидно, абсолютно бессмысленна, ибо целиком отдана служению цели, которая сама в состав этой жизни не входит и в ней не участвует.

Почему одни должны страдать и умирать во тьме, а другие, их грядущие преемники, наслаждаться светом добра и счастья? Для чего мир так бессмысленно устроен, что осуществлению правды должен предшествовать в нем долгий период неправды и неисчислимое множество людей обречены всю свою жизнь проводить в "приготовительном классе" человечества?

Так неумолимо стоит дилемма. Одно из двух: или жизнь в целом имеет смысл - тогда она должна иметь его в каждое свое мгновение, для поколения людей и для каждого живого человека, сейчас, теперь же - совершенно независимо от всех возможных ее изменений; или же этого нет, и жизнь, наша нынешняя жизнь, бессмысленна, - и тогда нет спасения от бессмыслицы, и все грядущее блаженство мира не искупает и не в силах искупить ее.

Теперь мы можем сделать некоторый вывод. Мир не может сам себя переделать, он не может, как барон Мюнхгаузен - самого себя вытащить за волосы из болота, которое вдобавок здесь принадлежит к нему самому, так что он тонет в болоте только потому, что болото это таится в нем самом. И потому человек, как часть и соучастник мировой жизни, не может сделать никакого такого "дела", которое спасало бы его и придало смысл его жизни.

"Смысл жизни" - есть ли он в действительности, или его нет - должен мыслиться во всяком случае как некое вечное начало. Всякое дело, которое делает человек, есть нечто производное от человека, его жизни, его духовной природы; смысл же человеческой жизни во всяком случае должен быть чем-то, на что человек опирается, что служит единой, неизменной, абсолютно прочной основой его бытия. Все дела человека и человечества ничтожны и суетны, если он сам ничтожен, если его жизнь по существу не имеет смысла, если он не укоренен в чем-то или ком-то превышающем его. Искать недостающего смысла жизни в каком-либо деле, в свершении чего-то, значит впадать в иллюзию, как будто человек сам может сотворить смысл жизни своей, безмерно преувеличивать значение какого-либо по необходимости частного и ограниченного, по существу всегда бессильного человеческого дела.

Чтобы искать смысл жизни - не говоря уже о том, чтобы найти его, - надо прежде всего остановиться, сосредоточиться и ни о чем не "хлопотать", перестать суетиться и распылять себя.

Только тогда, когда сознаешь с полной отчетливостью и осмысленностью все сказанное, то сам вопрос "что делать? (как мне переделать мир, чтобы его спасти)" уходит и на его смену приходит другой верно сформулированный вопрос: "как мне самому жить, чтобы не утонуть и не погибнуть в этом хаосе жизни?".

Не через какое-либо особое человеческое дело преодолевается бессмысленность жизни и вносится в нее смысл, а единственное человеческое дело только в том и состоит, чтобы вне всяких частных, земных дел искать и найти смысл жизни. Но где его искать и как найти?

3. УСЛОВИЯ ВОЗМОЖНОСТИ СМЫСЛА ЖИЗНИ

Под "смыслом", зачастую, мы подразумеваем примерно то же, что "разумность". "Разумным" же мы как правило называем все целесообразное, все правильно ведущее к цели или помогающее ее осуществить. Разумно то поведение, которое согласовано с поставленной целью и ведет к ее осуществлению. Все это так, если соблюдается условие, что сама цель бесспорно разумна или осмысленна. Мы можем назвать в относительном смысле "разумным", поведение человека, который умеет приспособиться к жизни, сделать себе карьеру, - в предположении, что богатство или высокое общественное положение мы признаем бесспорными и в этом смысле "разумными" благами. Если же мы, по каким-то причинам признали спорной саму цель этих стремлений, то указанное поведение, будучи относительным представится нам неразумным и бессмысленным. Большинство людей постоянно озабочены достижением каких-то целей и правильно действуют для их достижения, т.е. по большей части поступают вполне "разумно"; и вместе с тем, поскольку остается нерешенным и спорным вопрос об их "осмысленности", - вся человеческая жизни принимает характер бессмысленного кружения, наподобие кружения белки в колесе, которе совершенно бессмысленно обрываются смертью.

Следовательно, условием подлинной, а не только относительной разумности жизни является не только, чтобы она разумно осуществляла какие-либо цели, но чтобы и самые цели эти, в свою очередь, были разумны. Что значит "разумная цель"? Средство разумно, когда оно ведет к цели. Но цель - если она есть подлинная, последняя цель уже ни к чему не ведет и потому не может расцениваться с точки зрения своей целесообразности. Мы чувствуем, что вопрос о смысле жизни - сам по себе совсем не бессмысленный, и, как бы тягостна ни была для нас его неразрешимость, рассуждение о незаконности самого вопроса нас не успокаивает. Мы можем на время отмахнуться от этого вопроса, отогнать его от себя, но в следующее же мгновение не "мы" и не наш "ум" его ставит, а он сам неотвязно стоит перед нами, и душа наша, часто со смертельной мукой, вопрошает: "для чего жить?".

Очевидно, что наша жизнь не может быть самоцелью, потому, что, в общем, страдания и тягости преобладают в ней над радостями и наслаждениями, и несмотря на всю силу животного инстинкта самосохранения мы часто недоумеваем, для чего же мы должны тянуть эту тяжелую лямку. Мы не можем жить для жизни; мы всегда - хотим ли мы того или нет - живем для чего-то. Но только в большинстве случаев это "что-то", будучи целью, к которой мы стремимся, по своему содержанию есть, в свою очередь, средство, и притом средство для сохранения жизни.

Чтобы быть осмысленной, наша жизнь - вопреки уверениям поклонников "жизни для жизни" и в согласии с явным требованием нашей души - должна быть служением высшему и абсолютному благу. Однако, если бы наша жизнь была отдана служению хотя бы высшему и абсолютному благу, которое, однако, не было бы благом для нас или в котором мы сами не участвовали бы, то для нас она все же оставалась бы бессмысленной. Жизнь осмысленна, когда она, будучи служением абсолютному и высшему благу, есть вместе с тем не потеря, а утверждение и обогащение самой себя - когда она есть служение абсолютному, превышающему все мои личные интересы, благу, которое есть благо для меня лично.

То, к чему мы стремимся как к подлинному условию осмысленной жизни, должно, следовательно, так совмещать оба эти начала, что они в нем погашены как отдельные начала, а дано лишь само их единство. Мы стремимся не к той или иной субъективной жизни, как бы счастлива она ни была, но и не к холодному, безжизненному объективному благу, как бы совершенно оно ни было само в себе, - мы стремимся именно к осмысленной, объективно-полной, самодовлеюще-ценной жизни. Высшее благо, следовательно, не может быть ничем иным, кроме самой жизни, но не жизни как бессмысленного текучего процесса и вечного стремления к чему-то иному, а жизни как вечного покоя блаженства, как самознающей и самопереживающей полноты удовлетворенности в себе.

Жизнь в благе, или благая жизнь, или благо как жизнь - вот цель наших стремлений. И абсолютная противоположность всякой разумной жизненной цели есть смерть, небытие. Искомое благо не может быть только "идеалом", чем-то бесплотным и конкретно не существующим, оно должно быть живым бытием, и притом таким, которое объемлет нашу жизнь и дает ей последнее удовлетворение именно потому, что оно есть выражение последнего, глубочайшего ее существа.

Конкретный пример - и более, чем пример - такого блага мы имеем в лице любви. Когда мы любим подлинной любовью, чего мы в ней ищем и что нас в ней удовлетворяет? Хотим ли мы только вкусить личных радостей от нее, использовать любимое существо и наше отношение к нему как средство для наших субъективных наслаждений? Это было бы развратом, а не подлинной любовью, и такое отношение прежде всего было бы само покарано душевной пустотой, холодом и тоской неудовлетворенности. Хотим ли мы отдать свою жизнь на служение любимому существу? Конечно, хотим, но не так, чтобы это служение опустошало или изнуряло нашу собственную жизнь; мы хотим служения, мы готовы на самопожертвование, даже на гибель ради любимого существа, но именно потому, что это служение, это самопожертвование и гибель не только радостны нам, но и даруют нашей жизни полноту и покой удовлетворенности. Любовь не есть холодная и пустая, эгоистическая жажда наслаждения, но любовь и не есть рабское служение, уничтожение себя для другого. Любовь есть такое преодоление нашей корыстной личной жизни, которое именно и дарует нам блаженную полноту подлинной жизни и тем осмысляет нашу жизнь. Понятия "объективного" и "субъективного" блага здесь равно недостаточны, чтобы выразить благо любви, оно выше того и другого: оно есть благо жизни через преодоление самой противоположности между "моим" и "чужим", субъективным и объективным.

И, однако, любовь к земному человеческому существу сама по себе не дает подлинного, последнего смысла жизни. Ясно, что высшее, абсолютное благо, наполняющее нашу жизнь, само должно быть вечным. Ибо как только мы помыслим в качестве него какое-либо временное состояние, будь то человеческой или мировой жизни, так возникает вопрос об его собственном смысле. Искомая нами объективно полная и обоснованная жизнь не может быть этим беспокойством, этим суетливым переходом от одного к другому, той внутренней неудовлетворенностью, которая есть как бы существо мирового течения во времени. Она должна быть вечной жизнью. Вечным, незыблемо в себе утвержденным, возвышающимся над временной неустойчивостью должно быть, прежде всего, то абсолютное благо, служением которому осмысливается наша жизнь. Живое благо, или благо как жизнь, должно быть вечной жизнью, и эта вечная жизнь должна быть моей личной жизнью. Моя жизнь может быть осмыслена, только если она обладает вечностью.

Вдумываясь еще глубже, мы подмечаем необходимость еще одного, дополнительного условия осмысленности жизни. Не только фактически я должен служить высшему благу и, пребывая в нем и пропитывая им свою жизнь, тем обретать истинную жизнь; но я должен также непрерывно разумно сознавать все это соотношение; ибо если я бессознательно участвую в этом служении, оно только бессознательно для меня обогащает меня, то я по-прежднему сознаю свою жизнь пребывающей во тьме бессмыслицы, не имею сознания осмысленной жизни, вне которого нет и самой осмысленности жизни. Это благо не только должно объективно быть истинным и не только восприниматься мною как истинное (ибо в последнем случае не исключена возможность и сомнения в нем, и забвения его), но оно само должно быть самой Истиной, самим озаряющим меня светом знания.

Бессмысленность есть тьма и слепота; "смысл" есть свет и ясность, и осмысленность есть совершенная пронизанность жизни ясным, покойным, всеозаряющим светом. Благо, совершенная жизнь, полнота и покой удовлетворенности и свет истины есть одно и то же, и в нем и состоит "смысл жизни". Мы ищем в нем и абсолютно твердой основы, подлинно-насыщающего питания, и озарения, и просветления нашей жизни. В этом неразрывном единстве полноты удовлетворенности и совершенной просветленности, в этом единстве жизни и Истины и заключается искомый "смысл жизни".

Итак, жизнь становится осмысленной, поскольку она служит, и свободно и сознательно служит, абсолютному и высшему благу, которое есть вечная жизнь, животворящая человеческую жизнь как ее вечная основа и подлинное завершение, и есть вместе с тем абсолютная истина, свет разума, пронизывающий и озаряющий человеческую жизнь. Но таким истинным путем для нашей жизни может быть лишь то, что вместе с тем само есть и жизнь и Истина. "Аз семь путь, истина и жизнь".

И теперь мы можем подвести краткий итог нашим размышлениям. Для того чтобы жизнь имела смысл, необходимы два условия: существование Бога и наша собственная причастность ему, достижимость для нас жизни в Боге или божественной жизни. Необходимо прежде всего, чтобы несмотря на всю бессмысленность мировой жизни, существовало общее условие ее осмысленности, чтобы последней, высшей и абсолютной основой ее был не слепой случай, не тьма неведения, а Бог как вечная твердыня, вечная жизнь, абсолютное благо и всеобъемлющий свет разума. И необходимо, во-вторых, чтобы мы сами, несмотря на все наше бессилие, на слепоту и губительность наших страстей, на случайность и краткосрочность нашей жизни, были не только "творениями" Бога, не только глиняной посудой, которую лепит по своему произволу горшечник, и даже не только "рабами" Бога, исполняющими Его волю подневольно и только для Него, но и свободными участниками и причастниками самой божественной жизни, так, чтобы, служа Ему, мы в этом служении не угашали и не изнуряли своей собственной жизни, а, напротив, ее утверждали, обогащали и просветляли. Это служение должно быть истинным хлебом насущным и истинной водой, утоляющей нас. Более того: только в этом случае мы для себя самих обретаем смысл жизни, если, служа Ему, мы, как сыновья и наследники домохозяина, служим в нашем собственном деле, если Его жизнь, свет, вечность и блаженство может стать и нашим, если наша жизнь может стать божественной и мы сами можем стать "богами", "обожиться". Мы должны иметь возможность преодолеть всеобессмысливающую смерть, слепоту и раздражающее волнение наших слепых страстей, все слепые и злые силы бессмысленной мировой жизни, подавляющие нас или захватывающие в плен для того, чтобы найти этот истинный жизненный путь, который есть для нас и истинная Жизнь и подлинная живая Истина.

Мы не должны и не можем отталкивать от себя эти сомнения, мы обязаны взять на себя все бремя честной и горькой правды, которая в них содержится. Но мы не должны и преждевременно впадать в отчаяние. Как ни мало мы до сих пор подвинулись вперед в разрешении вопроса о смысле жизни, мы достигли по крайней мере одного: мы отдали себе отчет в том, что мы разумеем, когда говорим о смысле жизни, и при каких условиях мы считали бы этот смысл осуществленным. А теперь попытаемся, не делая себе никаких иллюзий, но и не отступая перед величайшими трудностями, - соединив бесстрашие честной мысли с бесстрашием воли, стремящейся к единственной цели всей нашей жизни, - вдуматься и присмотреться, в какой мере и в какой форме осуществимы или даны сами эти условия.

4. БЕССМЫСЛЕННОСТЬ ЖИЗНИ

Рассмотрим нашу жизнь в эмпирической ее действительности.

Первое, так сказать, минимальное условие возможности достижения смысла жизни есть свобода, только будучи свободными, мы можем действовать "осмысленно", стремиться к разумной цели, искать полноты удовлетворенности; все необходимое подчинено слепым силам необходимости, действует слепо, как камень, притягиваемый землею при своем падении. Но мы со всех сторон связаны, окованы силами необходимости. Мы телесны и потому подчинены всем слепым, механическим законам мировой материи; спотыкаясь, мы падаем, и если случайно это произойдет перед налетающим на нас автомобилем, то элементарные законы физики сразу пресекают нашу жизнь, а с ней - все наши планы разумного осуществления жизни. Ничтожная бацилла туберкулеза или иной болезни может прекратить жизнь гения, остановить величайшую мысль и возвышеннейшее устремление. Мы подчинены и слепым законам и силам органической жизни: в силу их непреодолимого действия срок нашей жизни слишком краток для полного обнаружения и осуществления заложенных в нас духовных сил; не успеем мы научиться из опыта жизни и ранее накопленного запаса знаний разумно жить и правильно осуществлять наше призвание, как наше тело уже одряхлело и мы приблизились к могиле; отсюда неизбежное даже при долгой жизни трагическое чувство преждевременности и неожиданности смерти - "как, уже конец? а я только что собирался жить по-настоящему, исправить ошибки прошлого, возместить зря потерянное время и потраченные силы!" - и трудность поверить в свое собственное старение. Лучшие и разумные наши стремления либо разбиваются о внешние преграды, либо обессиливаются нашими собственными слепыми страстями. Один растрачивает себя на разгул и наслаждения и, когда физическое и духовное здоровье уже безнадежно потеряно, с горечью убеждается в пошлости, бессмысленности всех наслаждений; другой аскетически воздерживается от всех непосредственных жизненных радостей, закаляя и сберегая себя для великого призвания или святого дела, чтобы потом, когда жизнь уже клонится к концу, убедиться, что этого призвания у него совсем нет и это дело совсем не свято. Кто остается одинок, боясь обременить себя тягостями семьи, страдает от холода одинокой старости и скорбит о уже недостяжимом уюте семьи и ласке любви; кто, создав семью, оказался обремененным тягостями семейных забот, погруженный в мелочную суету семейных дрязг и волнений. Все наши страсти и сильнейшие влечения обманчиво выдают себя за что-то абсолютно важное и драгоценное для нас. Гете, прозванный "баловнем судьбы", проживший исключительно долгую, счастливую и плодотворную жизнь, обладатель редчайшего дара - умения сочетать творческую энергию, безмерное трудолюбие и могучую силу воли с жаждой и способностью испытать все жизненные наслаждения, - этот "избранник" человечества под конец своей жизни признавался, что за 80 лет своей жизни он изведал лишь несколько дней полного счастья и удовлетворения; и он поведал, что сущность жизни узнает лишь тот, кто в слезах ест свой хлеб и в тоске и кручине проводит бессонные мучительные ночи, и что судьба утешает нас лишь одним неустанным припевом: "терпи лишения". Если такова жизненная мудрость "счастливца" человечества, то какой итог должны подвести все остальные, менее удачливые и одаренные люди, со всей их немощностью, со всей тяжестью их жизненной участи?

Указанное убеждает нас, что все мы - рабы слепой судьбы, слепых ее сил вне нас и в нас. А раб, как мы уже знаем и как это ясно само собой, не может иметь осмысленной жизни.

Гомер говорит, что

из тварей, которые дышат и ползают в прахе,

Истинно в целой вселенной несчастнее нет человека,

и все греческие поэты согласно вторят ему в этом. "И земля, и море полны бедствий для человека" (Гесиод). "Слаба жизнь человека, бесплодны его заботы, в краткой его жизни скорбь следует за скорбью" (Симонид). Человек в этом мировом целом - лишь "дуновение и тень" - или еще менее - "сон тени" (Пиндар). И вся античная философия сходится в этом мнении с греческой поэзией. С нею совпадает и вся живая мудрость остального человечества - Библия и Махабхарата, вавилонский эпос и могильные надписи древнего Египта. "Суета сует, - сказал Екклесиаст, суета сует - все суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?.. Участь сынов человеческих и участь животных - участь одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом: потому что все - суета!.. И ублажил я мертвых, которые давно умерли, более живых, которые живут доселе; а блаженнее обоих тот, кто еще не существовал, кто не видал злых дел, какие делаются под солнцем. И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым - победа, не мудрым - хлеб, и не у разумных - богатство, и не искусным благорасположение, но время и случай для всех их" (Еккл., 1, 1-2; III, 19; IV, 2-3; IX, II).

Человечество в своей эмпирической исторической жизни совсем не движется "вперед"; поскольку мы мним обосновать нашу жизнь на служение общественному благу, осуществлению совершенного общественного строя, воплощению в коллективном быте и человеческих отношениях начал правды, добра и разума, мы должны с мужественной трезвостью признать, что мировая история совсем не есть приближение к этой цели, что человечество теперь не ближе к ней, чем век, два или двадцать веков тому назад. Даже сохранение уже достигнутых ценностей для него оказывается невозможным. Где ныне эллинская мудрость и красота, одно воспоминание о которой наполняет нам душу грустным умилением? Кто из нынешних мудрецов, если он не обольщает себя самомнением, может достигнуть своей мыслью тех духовных высот, на которых свободно витала мысль Платона или Плотина? Близки ли мы теперь от того умиротворения и правового упорядочения всего культурного мира под единой властью, которого мир уже достиг в золотую пору римской империи с ее pax Romana? Можем ли мы надеяться на возрождение в мире тех недосягаемых образцов глубокой и ясной религиозной веры, которую являли христианские мученики и исповедники первых веков нашей эры? Где теперь богатство индивидуальностей, цветущая полнота и многообразие жизни средневековья, которое высокомерная пошлость убогого просветительства назвала эпохой варварства и которое, как несбыточная мечта, манит к себе чуткие души, изголодавшиеся в пустыне современной цивилизации? Поистине, надо очень твердо веровать в абсолютную ценность внешних технических усовершенствований - аэропланов и беспроволочных телеграфов, дальнобойных орудий и удушливых газов, крахмальных воротничков и ватерклозетов, - чтобы разделять веру в непрерывное совершенствование жизни. И самый прогресс эмпирической науки - бесспорный за последние века и во многом благодетельный - не искупается ли он с избытком той духовной слепотой, тем небрежением к абсолютным ценностям, той пошлостью мещанской самоудовлетворенности, которые сделали такие удручающие успехи за последние века и как будто неустанно продолжают прогрессировать в европейском мире? И не видим ли мы, что культурная, просвещенная, озаренная научным разумом и очищенная гуманитарными нравственными идеями Европа дошла до бесчеловечной и бессмысленной мировой войны (первая мировая война) и стоит на пороге анархии, одичания и нового варварства? И разве ужасная историческая катастрофа, совершившаяся в России и сразу втоптавшая в грязь, отдавшая в руки разнузданной черни и то, что мы в ней чтили как "святую Русь", и то, на что мы уповали и чем гордились в мечтах о "великой России", не есть решающее обличение ложности "теории прогресса"? Под влиянием этого сознания один из самых тонких, чутких и всесторонне образованных исторических мыслителей нашего времени - Освальд Шпенглер - учит, что "всемирная история есть принципиально бессмысленная смена рождения, расцветания, упадка и смерти отдельных культур". История человечества есть история последовательного крушения его надежд, опытное изобличение его заблуждений. Все человеческие идеалы, все мечты построить жизнь на том или ином отдельном нравственном начале взвешиваются самою жизнью, находятся слишком легкими и жизнью отбрасываются как негодные.

>>>

НАУЧНЫЙ АСПЕКТ № 1 – 2013 – Самара: Изд-во ООО «Аспект», 2012. – 228с. Подписано к печати 10.04.2013. Бумага ксероксная. Печать оперативная. Формат 120х168 1/8. Объем 22,5п.л.

НАУЧНЫЙ АСПЕКТ № 4 – 2012 – Самара: Изд-во ООО «Аспект»,2012. – Т.1-2. – 304 с. Подписано к печати 10.01.2013. Бумага ксероксная. Печать оперативная. Формат 120х168 1/8. Объем 38п.л.

>>>

Понятие «смысл жизни» в философско-религиозной интерпретации С.Л. Франка

Молдагалиев Сабыржан Ерсайнович - студент Астраханского государственного университета. (г.Астрахань)

Аннотация: В статье анализируется работа С.Л. Франка «Смысл жизни», рассматривается проблема соотношения добра, правды и смысла жизни, определяются условия возможности бытия понятия «смысл жизни». Автор анализирует пути поиска Франком ответа на вопрос «в чем смысл жизни?», обнаруживая этот ответ в нравственно-религиозном совершенствовании.

Ключевые слова: смысл жизни, религиозное и нравственное совершенствование, добро, правда, нравственная цель и нравственное средство, гуманизм.

Одной из ключевых тем русской философии всегда был вопрос о смысле жизни и о том, где, в каких областях жизни человека его искать. Одной из наиболее оригинальных и законченных попыток подобраться к тайне смысла жизни стала концепция замечательного отечественного мыслителя Серебряного века русской культуры Семена Людвиговича Франка. В начале статьи с одноименным названием, вышедшей в Берлине 29 августа 1925 г., вопрошается: «Имеет ли жизнь вообще смысл, и если да - то какой именно?

В чем смысл жизни? Или жизнь есть просто бессмыслица, бессмысленный, никчемный процесс естественного рождения, расцветания, созревания, увядания и смерти человека, как всякого другого органического существа?» . По всей видимости, начиная работать над дефиницией понятия «смысл жизни», Франк допускал и возможность его небытия вообще.

Мыслитель отмечал, что одной из наиболее актуальных проблем современного общества является проблема добра и правды, тесным образом связанная с проблемой смысла жизни. Именно добро и правду Франк причисляет к «дремлющим в нас, скрытым от постороннего взора, но настойчиво требующим своего обнаружения духовным силам, образующим как бы истинное существо нашего «Я»» . С.Л. Франк отмечает, что для человека уже с ранней юности очень важна проблема «духовной значительности» и «осмысленности» жизни, осознание того, что мы родились «не даром». Это, по мысли философа, дает каждому основание думать, что «мы призваны осуществить в мире что-то великое и решающее» и тем самым реализовать себя .

Вкратце кредо мыслителя-гуманиста можно обозначить так: «если мы родились в этом мире - значит, это кому-то надо!» Вся его статья «Смысл жизни», тем не менее, пронизана главным вопросом «зачем мы живем?», который «волнует и мучает в глубине души» каждого человека. И далее, как развитие темы: «ожидание его решения не от внутренней духовной энергии нашей собственной воли, а от непредвиденных перемен судьбы, это совершенное презрение к настоящему и капитуляция перед ним за счет мечтательной идеализации будущего» . Франк подчеркивает, что такое ожидание и есть «душевная и нравственная болезнь».

Вопрос о смысле жизни сводится мыслителем к знаменитому вопросу Чернышевского «Что делать?». Далее по тексту статьи Франк сам отвечает на него следующим образом: необходимо совершенствоваться в соответствии со своим нравственным идеалом. «Дело», которое в этом случае должно спасти мир - это внутренняя воспитательная работа над самим собой и другими. Далее С.Л. Франк продолжает: «по человеческому замыслу и человеческими силами осуществляемая планомерная мировая реформа, освобождающая мир от зла и тем осмысливающая жизнь» имеет в своей основе «общее дело», которое и «дарует смысл жизни личности . Мыслитель полагает, что в основе этого дела находится «глубокое и верное, хотя и смутное, религиозное чувство».

После этого допущения Франк задает вполне резонный, думается, вопрос: «на чем основывается здесь убеждение в возможности спасения мира?», откуда в этой реформе могут взяться силы для самоисправления и уничтожения этой бессмысленности, каково начало этой возможности? Философ отвечает на это так: начало это всегда - осознанно или бессознательно - человек и его стремления к совершенству, к идеалу, к добру. Такое умонастроение, думается, и позволяет назвать С.Л. Франка философом-гуманистом, человеколюбом и человекозащитником. Он утверждает: через нравственно-гуманную деятельность человек достигает того смысла жизни, который обозначился в начале его пути.

Чем же обеспечена возможность человеческого прогресса, то есть постепенного, а иногда и внезапного, достижения им совершенства? По мысли Франка, «возможность человеческого прогресса… достижения им совершенства… определяется внутренним процессом самоочищения и самоопределения» . Если же природа или мировая история употребляет нас как рабов, для накопления богатства грядущих человеческих поколений - то и наша собственная жизнь так же лишена смысла. Мыслитель убежден, что есть какая-то «чудовищная несправедливость», с которой не могут примириться ни разум, ни совесть; она неравномерно распределяет добро и зло, разум и бессмыслицу, она же делает жизнь бессмысленной как целое. Философ задается вопросом: почему одни должны страдать и умирать «во тьме», а другие, их «грядущие преемники» наслаждаться добром и счастьем, которое дает им жизнь? С.Л. Франка волнует и вопрос, почему мир так несправедлив, что реализации правды должен предшествовать долгий период неправды, и очень большое количество людей обречены проводить свою жизнь в этом затянутом «приготовительном классе» человечества?

Заметим: сам Франк не может дать ответа на этот вопрос. Он только констатирует, что пока человечество не ответит на этот вопрос, мир будет оставаться бессмысленным, а потому бессмысленно и само грядущее его «блаженство». Мыслитель отмечает, что «мировая жизнь в целом и наша собственная как единое целое слитое в единстве со всей мировой жизнью… должно сознаваться как вневременное и всеобъемлющее «целое» . Он подчеркивает, что только смысл жизни - если он есть - и может вдохновлять человека на истинно великие дела. Исследователь творчества С.Л. Франка В. Иконников отмечает, что «он [Франк] считал жизнь в ее непосредственном стихийном течении бессмысленной, и пытался угадать общее для всех дело, посредством которого обретала бы смысл и индивидуальная жизнь» .

Другой стороной учения С.Л. Франка о смысле жизни является его теория развития религиозного чувства человека как устремленности к смыслу и ценностям духовно-нравственной сферы, духовному росту. Именно религиозное сознание понимается Франком как высшая форма нравственного сознания. Здесь следует обратить внимание на постановку мыслителем того же самого вопроса «Что делать?» в евангельском контексте. Под «делом» здесь понимается внутреннее перерождение человека через самоотречение, покаяние и веру, а главной заповедью должна стать «любовь к Богу и любовь к ближнему; «так поступай, и будешь жить» (Ев. Луки 10.25-28). С.Л. Франк приходит к выводу, что любовь к Богу и происходящая из нее любовь к ближнему - вот не только смысл, но и спасение жизни. Мыслитель убежден, что только вера сохранит человека как человека.

Жить истинной жизнью, жить в вере - значит, жить в постоянном напряжении своих моральных и физических сил, жить «полным», «большим» сознанием того, что любой предмет, любая внешняя данность открывается в ее несказанности, значительности, таинственности. Философ убежден, что «это есть подлинный труд, подлинная борьба, подлинное творчество, в котором мы… творим нечто совершенно иное, небывалое - именно преображенную реальность нашего существа, нового человека» . Таким образом, условия самой возможности смысла жизни, по Франку, это «религиозное внутреннее делание, борьба с самим собой».

Что же такое понятие «смысл» по Франку? А это примерно то же, что «разумность», то есть «поведение, правильно ведущее к цели», при условии что сама эта цель бесспорно разумна. Отсюда условием разумности жизни как ценности «является не только, чтобы она разумно осуществляла какие-либо средства цели», но чтобы и самые цели эти, в свою очередь, были разумны . Мыслитель небезосновательно утверждал, что разумность представляет собой самодовлеющую ценность нашей души, которая должна быть (или стать!) служением высшему и абсолютному благу.

В завершение заметим: С.Л. Франк признает абсолютным такое благо, которое «одновременно и самодовлеющее, превышающее все мои личные интересы, благо, и благо для меня». С точки зрения аксиологии такое благо есть высшая ценность, онтологически же оно благо и в объективном (как самоцель), и в субъективном (вспомогательном) смысле.

С.Л. Франк резюмирует: для того, чтобы жизнь имела смысл, необходимы два условия: существование Бога и свободные участники и причастники божественной жизни, так, чтобы служа Ему, эту жизнь утверждали, обогащали и просветляли. Размышления Франка о смысле жизни в таком философско-религиозном ключе возродили в начале XX в. дискуссию о том, зачем же мы живем, и нужно отметить, что она далека от своего завершения и в наши дни.

Список литературы:

1. Иконников, В.А. Фантомы российской культуры: век 20-й. - М.: СВТ-Стандарт, 2001. - 180 с.
2. Франк, С.Л. Смысл жизни. // С.Л. Франк. Сочинения. - М., 1995. - С. 89-105.

Вступление.
Истинная жизнь и ее сущность.
Поиски смысла жизни.
Вывод

1. Вступление.

Семен Людвигович Франк. Годы жизни: родился в 1877 году в Москве, умер в 1950 году в Лондоне.

С. Л. Франк продолжил фундаментальное исследование мировоззренческих проблем в уже сложившейся русской философии. Франк был философом, который пытался разъяснить природу человеческой души и знаний человека. Философское учение Франка было высоко религиозно. Он был одним из тех философов XX века, кто в процессе поиска мировоззрения наивысшей духовности пришел к выводу, что таковым является христианство, выражающее общечеловеческие духовные ценности и подлинное существо духовности. Сам же Франк говорил: “Я не богослов, я философ”. Франк называл свою концепцию: “метафизическим (философским) реализмом”. Его философия- реалистичная философия духовности, высоко поднимающая проблему человека и нацеливающая на достижение духовного единства всего человечества.

2. Истинная жизнь и ее сущность.

В своем учении Франк говорит об истинной жизни и смысле жизни. “Истинная жизнь есть жизнь во всеобъемлющем единстве, неустанное служение абсолютному целому; мы впервые подлинно обретаем себя и свою жизнь, когда жертвуем собой и укрепляем существо в ином- в Боге, как первоисточнике всячекой жизни. ” Но тем, самым по мнению Франка, мы связываем себя со всем живущем на Земле, и прежде всего- с нашими ближними и их судьбой: “Любовь есть основа человеческой жизни, само ее существо. ” Жить истинной жизнью, жить в вере значит жить в постоянном напряжении всех своих сил, целиком жить в настоящем, жить “полным”, “большим” сознанием того, что любой предмет, любая внешняя данность открывается в ее несказанности, значительности, таинственной глубине. По мнению Франка: “Это есть подлинный труд, подлинная борьба, подлинное творчество, в котором мы усилием творческой воли преображаем в реальность, творим нечто совершенно иное, небывалое- именно преображенную реальность нашего существа, нового человека…” Исходя из этих соображений Франк пытается определить смысл жизни. Он определяет основной труд человеческой, жизни, как “религиозное внутреннее делание, аскетичную борьбу с самим собой. ” Этот труд закладывает фундамент жизни. “Все внешние человеческие дела, все способы внешнего устроения и упорядочения жизни опираются на внутреннее дело- на осмысление жизни через духовное делание, через взращивание в себе сил добра и правды, через действенное вживание человека в первоисточник жизни- Бога. ”

3. Поиски смысла жизни.

“Смысл жизни”, пишет Франк- “в ее утвержденности в вечном, он осуществляется, когда в нас и вокруг нас проступает вечное начало. Лишь поскольку наша жизнь и наш труд соприкасается с вечным, живет в нем, проникается им, мы можем рассчитывать вообще на достижение смысла жизни. ” При этом он выводит противоречие: “Чтобы существенно изменить нашу жизнь и исправить ее, мы должны усовершенствовать ее сразу, как целое; а во времени она дана лишь по частям, и, живя во времени, мы живем лишь в малом, переходящем ее отрывке. ” Поиски смысла жизни- укрепление в себе веры, которая представляет собой напряженное внутреннее действие по преобразованию нашей жизни. В глубине человека совершается творческое и плодотворное дело, являющееся основным делом человека. То есть внутри человека совершается творческое и плодотворное дело, являющееся его основным делом. Оно состоит в действенном утверждении себя в первоисточнике жизни, в молитвенном подвиге, в обращении человеческой души к богу, в аскетическом подвиге борьбы с мутью и слепотой наших чувственных страстей, нашей гордыни и эгоизма.

4. Вывод.

Сами поиски смысла жизни уже дают осмысленность нашему существованию. Смысл жизни нельзя найти готовым, раз и навсегда данным и утвержденным в бытие. Смысл жизни не дан, а задан. Все готовое и существующее независимо от нас есть либо мертвое, либо чуждое и нам непригодное. Смысл жизни должен быть живым, так как он- смысл нашей жизни, он находится внутри, а не во вне нас.

С. Л. Франк “О смысле жизни”.

Введение.

Не думаю, что введение у меня получится длинным. Основная заповедь журналиста гласит: “Никогда не говори в начале материала о том, что хочешь сказать в конце”, поэтому выведу лишь несколько пунктов, объясняющих мой выбор.

Философский трактат С. Л. Франка “О смысле жизни” привлек мое внимание тем, что он затрагивает особенно актуальные в наше время вопросы - вопросы религии. “Плодящиеся” по всей стране секты и церкви говорят о беспрестанном интересе людей, стремящихся в своем поиске к познанию истины, стремящихся ответить на извечный вопрос русских “Что делать?”. Поэтому особенный интерес может вызвать этот трактат как у верующих людей, лишний раз удостоверившихся в правильности своего религиозного выбора, так и у атеистов, почерпнувших пищу для ума и доводы для антирелигиозных споров.

Лично для меня вопрос веры и религии до сих пор остается весьма размытым и спорным, потому я и использую возможность не только высказать свою личную точку зрения, но и попытаться переосмыслить религиозные рамки и догмы, а также найти в них что-то новое.

Семен Людвигович Франк может быть признан одним из самых глубоких мыслителей недалекого прошлого нашей страны. Как отмечал Ф. А. Степун, это “быть может, наиболее значительный русский мыслитель рубежа двух столетий и первых десятилетий ХХ века”. С. Л. Франк продолжил традицию фундаментального исследования мировоззренческих проблем, уже сложившуюся в российской философии и представленной трудами В. С. Соловьева, Л. М. Лопатина и др. Идея Всеединства, широко развитая В. С. Соловьевым, нашла в лице С. Л. Франка своего достойного последователя.

Рассматриваемая работа “О смысле жизни” была написана автором в 1925 году; по словам самого С. Л. Франка, она выросла в связи с беседами и спорами, которые пришлось вести в кругу русского студенческого христианского движения, поэтому в первую очередь она предлагается вниманию молодежи. Этим определен и стиль работы: автор попытался свои религиозно-философские идеи выразить в возможно простой и общедоступной форме.

Рискну предположить, что данная работа является философским трактатом, где автор самым непосредственным образом выражает свои личные верования, свою точку зрения на поставленную им проблему. Основная тема работы: “Имеет ли жизнь вообще смысл, и если да - то какой именно?” Автор излагает свое мнение, приводя довольно убедительные аргументы, однако не призывая при этом разделить его точку зрения. Он лишь высказывает свое мнение, вовлекая читателя в решение вопроса, который мучает в глубине души каждого человека.

Нет смысла говорить, насколько важен этот вопрос в жизни любого человека, по словам Франка, “этот вопрос есть вопрос самой жизни, он еще более страшен, чем при тяжкой нужде вопрос о куске хлеба для утоления голода, поэтому, полагаю, необходимо приступить непосредственно к изложению мнения автора, в чем он видит смысл жизни.

Издавна русский интеллигент привык вопрос о “смысле жизни” ставить в форме “что делать?” Жизнь, так как она непосредственно течет, определяемая стихийными силами, бессмысленна; что нужно сделать, как наладить жизнь, чтобы она стала осмысленной, каково то единственное, общее для всех людей дело, которым осмысляется жизнь и через участие в котором впервые она может приобрести смысл? Автор отмечает, что на самом деле вера в смысл жизни, обретаемый через соучастие в великом общем деле для спасения мира, необоснованна. Если жизнь так, как она непосредственно есть, насквозь бессмысленна, то откуда в ней могут взяться силы для внутреннего самоисправления, для уничтожения этой бессмысленности? Очевидно, что в осуществление мирового спасения вторгается нечто новое, иное, постороннее эмпирической природе жизни начало, которое вторгается в нее и ее исправляет. Это начало - осознанно или бессознательно - человек, его стремление к совершенству, к идеалу.

Допустим, что мечта о всеобщем спасении, об установлении в мире царства добра, разума и правды осуществима человеческими силами и что мы можем уже теперь участвовать в его подготовлении. Тогда возникает вопрос: освобождает ли нас от бессмысленности жизни, дарует ли нашей жизни смысле грядущее наступление этого идеала и наше участие в его осуществлении? Некогда в будущем все люди будут счастливы, добры и разумны, ну а весь неисчислимый ряд людских поколений, уже сошедших в могилу и мы сами, для чего живет? Для подготовки этого грядущего блаженства? Но ведь они сами уже не будут его участниками, их жизнь прошла или проходит без соучастия в нем - или же она оправданна и осмысленна? Если мы верим в смысл жизни и хотим его обрести, это означает, что мы предполагаем найти в нашей жизни какую-то ей самой присущей ценность или цель, а не только средство для чего-то другого. Жизнь подъяремного раба, конечно, осмысленна для рабовладельца, который употребляет его как рабочий скот, как орудие своего обогащения; но как жизнь для самого раба, носителя и субъекта живого самосознания, она, очевидно, абсолютно бессмысленна, ибо целиком отдана служению цели, которая сама в состав этой жизни не входит и в ней не участвует.

Думая о жизни и ее смысле, мы должны сознавать жизнь как единое целое. Вся мировая жизнь в целом и наша собственная краткая жизнь - не как случайный отрывок, а как нечто слитое в единство со всей мировой жизнью. “Смысл жизни” - есть ли он в действительности, или его нет - должен мыслиться как некое вечное начало; все, что совершается во времени, все, что возникает и исчезает, будучи частью ее смысла. Всякое дело, которое делает человек, есть нечто производное от человека, его жизни, его духовной природы: смысл же человеческой жизни должен быть чем-то, на что человек опирается, что служит единой, неизменной, прочной основой его бытия. Все дела человека и человечества - и те, которые он сам считает великими, и то, в котором он усматривает единственное и величайшее свое дело, - ничтожны и суетны, если он сам ничтожен, если его жизнь, по существу, не имеет смысла, если он не укоренен в некой превышающей его и не чем сотворенной радушной почве. И потому, хотя смысл жизни и осмысливает человеческие дела, но наоборот, никакое дело не может осмыслить само по себе человеческой жизни.

Единственная религиозно оправданная и неиллюзорная постановка вопроса “что делать?” сводится не к вопросу, как мне спасти мир, а к вопросу, как мне приобщиться к началу, в котором залог спасения жизни. В Евангелии ответы, даваемые не этот вопрос, подчеркивают, что “дело”, которое может привести к цели, не имеет ничего общего с какими-либо внешними человеческими делами, а сводятся всецело к делу “внутреннего перерождения человека через самоотречение, покаяние и веру”. Итак, автор говорит, что вопрос “что делать?” значит: “Как жить, чтобы осмыслить и через то незыблемо утвердить свою жизнь?” Другими словами, не через какое-либо особое человеческое дело преодолевается бессмысленность жизни и вносится в нее жизнь, а единственное человеческое дело только в том и состоит, чтобы вне всяких частных, земных дел искать и найти смысл жизни.

Чтобы быть осмысленной, наша жизнь - вопреки поклонников “жизни для жизни”, и в согласии с требованием нашей души - должна быть служением абсолютному и высшему благу, есть вместе с тем не потеря, а утверждение и обогащение самой себя, когда она есть служение абсолютному благу, которое есть благо и для меня самого. Или, иначе говоря, абсолютным, в смысле совершенной бесспорности мы можем признать только такое благо, которое есть одновременно и самодавлеющее, превышающее все мои личные интересы благо, и благо для меня.

Жизнь наша осмысляется, поскольку она есть разумный путь к цели или путь к разумной высшей цели, иначе она есть бессмысленное блуждание. Но таким истинным путем для нашей жизни может быть лишь то, что вместе с тем само есть и жизнь и Истина. “Аз есмь путь, истина и жизнь”.

Итак, для того чтобы жизнь имела смысл, необходимы 2 условия: существование Бога и наша собственная причастность ему, достижимость для нас жизни в Боге или божественной жизни. И необходимо, во-вторых, чтобы мы сами, несмотря на все наше бессилие, на слепоту и губительность наших страстей, на случайность и краткосрочность нашей жизни, были не только творениями Бога, не только его “рабами”, исполняющими Его волю только для него, подневольно, но и свободными участниками и причастниками самой божественной жизни, так, чтобы служа ему, мы в этом служении не угашали и не изнуряли своей собственной жизни, а, напротив, ее утверждали, обогащали и просветляли. Это служение должно быть истинным хлебом насущным и истинной водой, утоляющей нас. Более того: только в этом случае мы для себя самих обретаем смысл жизни, если, служа Ему, мы, как сыновья и наследники домохозяина, служим в нашем собственном деле, если его жизнь, свет, вечность и блаженство может стать и нашим, если наша жизнь может стать божественной и мы сами можем стать “богами”, “обожиться”. Мы должны иметь возможность преодолеть всеобессмысливающую смерть, слепоту и раздражающее волнение наших слепых страстей, все слепые и злые силы бессмысленной мировой жизни, подавляющие нас или захватывающие в плен, для того, чтобы найти этот истинный жизненный путь, который есть для нас и истинная Жизнь и подлинная живая истина.

Точнее говоря, в вере, как искании и усмотрении смысла жизни, есть две стороны, неразрывно связанные между собою, - сторона теоретическая и практическая; искомое “осмысление” жизни есть, с одной стороны, усмотрение, нахождение смысла жизни, и с другой стороны, его действенное созидание, волевое усилие, которым оно “восхищается”. Теоретическая сторона осмысления жизни заключается в том, что, усмотрев истинное бытие и его глубочайшее, подлинное средоточие, мы тем самым имеем жизнь как подлинное целое, как осмысленное единство и потому понимаем осмысленность того, что раньше было бессмысленным, будучи лишь клочком и обрывком.